 |
|
|
Золотая пыльца струится по ветру. Всего лишь передышка, и нас найдут? Вернут в кровавый котел – до следующего поворота оси. Или наступит долгожданный финал, за которым не будет ничего. Я забыл молитву о милосердной смерти, я – лучший курсант выпуска! – все забыл. Лотар встает, пыльца облаком стекает с загорелых бедер. На нем белая рубаха, порванная у поясницы. Ветер хватает обрывки, тянет туда, где над морем висит чудовищно-розовый смерч.
– Сядь.
– Как пожелаешь, мой господин, – на дне зрачков серый дым; на губах змеиная улыбка. Босые ступни, точно такие же узкие, как в тот день, когда я надевал на них расшитые серебряными молниями туфли, исцеловав каждый палец, делают крошечный шаг. Еще один, и еще. Лотар выбрасывает руку навстречу гибельной заре, пыльца у щиколоток кружится все быстрее, и я вспоминаю, что это не пыльца – пепел. Пляска победы. Лотар вскидывает ладони вверх в древнем приветствии врага.
– Ненавижу. Сядь!
Он не помешался. Лотар дер Ниистрага не может сойти с ума. Не позволит кровь неистовых предков.
– Там подыхает твой флот. Покорители неба, твои парни, рожденные летать… тебе не смешно? Джен, ты сидишь по уши в золотом дерьме, и скоро у тебя лопнет кожа, вытекут глаза, но перед этим ты насладишься зрелищем, обещаю. Место в первом ряду тирану обеспечено. Мой господин!
– Вообразил, что я не успею свернуть тебе шею, ублюдок?
Черную рукоять, торчащую из сверкающих пылинок, мы замечаем одновременно. Кто быстрей?
Говорили, что Лотар дер Ниистрага разделся прямо в воздушном офисе своего будущего супруга, тирана Фой-Мойи, Спасителя державы и прочая – в моем, то есть, офисе. Вошел, приказал закрыться дверям, медленно снял белоснежный мундир. Его круглая бархатистая задница смотрелась бы на моем столе из простого пластика великолепно, чего уж там… но все случилось не так. Говорили, мы счастливы вместе, но это тоже случилось не с нами. Или я ошибаюсь?
Хотел бы сказать, что впервые увидел Лотара сквозь перекрестье бортовой системы наведения, но то была б красивая байка. Мы встретились на скучнейших переговорах, адмирал Тартум потащил меня туда, а лопоухий щенок и не подозревал – зачем. Тем утром – голубая гладь с росчерками черной гари – на мой счет записали сто девятого врага. Петля Рабауча, двойной поворот, зубы чуть не в крошку, остервенелая ругань, и смерть вновь пришла не за мной. Враг догорал за холмом, враг, что на парадах носил такой же белый с алыми каплями по высокому вороту мундир. Юный герой, восходящая звезда флота Фой-Мойи, тогда еще республики Фой-Мойи, с триумфом вернулся на базу.
Для всех, кто имел приставку «дер» к фамилии, мое присутствие – как пощечина наотмашь. Тартум хотел раздавить древние кланы, показать им, как могут убивать низшие, как могу убивать я, Дженнадан Эгле, чтобы перестать быть низшим. Сотни лет назад пришельцы из ниоткуда явились и согнули нас, коренных жителей прекрасных равнин, но расплата близка. По декрету, изданному за цикл до моего рождения, высокородные признали за нами равные права, но мнимое равенство не меняло состав крови. А в красных тельцах древних искрился яд демонов. Следовало об этом помнить, когда сын сурового старика-президента, почти наследный принц, янтарноволосый Лотар дер Ниистрага подал мне бокал с терпким вином. И поклонился. Уже тогда демоны предвидели поражение?
Лотар. Сакрах. Пусть его кровь сотни и тысячи раз перемешена с кровью наших женщин, что вначале завоеватели брали силой, а потом сучки ложились сами, воя от вожделения. В хрониках сказано, будто предательниц живьем закапывали в землю, но это не могло остановить экспансию. Экспансия, ассимиляция. Гигабайты сложных терминов не изменят простого факта. Они чужаки, и Фой-Мойю нам не поделить. Я верил – боги ветра и солнца! – наивный пилот истребителя верил, что приближает победу своей расы.
– Сто девять сбитых хабтеров? Недурно.
Профиль точно со старой монеты. Светлые брови вразлет, маленькие серые вихри тумана иль дыма в глазах. Синий, полустертый ритуальный узор на виске. Потом я узнал, что это не краска и не рисунок – отметина их далекой родины. У кого-то проявляется, у кого-то нет. Лотар заклеймен. Сакрах.
– У меня сто пять, капитан Эгле. Сравняем счет?
Я далеко опередил его, но ведь после смерти отца и сожжения цитадели древних Лотар не летал.
Адмирал Тартум старательно лепил из меня героя нации. Мог ли он подумать, что готовит тирана? Быдлом правят только с помощью плетей и ковровых бомбардировок, а еще полезно потрясти «лепестками зари». Кто дал розовому ужасу столь поэтическое название? Наверное, отличился такой же, как мой Лотар.
Мой Лотар. Древние приучили нас не считать мужскую любовь извращением. В первую ночь, еще когда не соприкоснулись губы и не дрогнула плоть, Лотар шепнул в мой мокрый от пота висок: «Говорят, на наших кораблях не было женщин. Говорят, после секса клетки соединяли в пробирках, но дети… с ними творилось неладное. Негодный материал, вы меня понимаете, капитан Эгле?» Голос певуч и деловит, но у меня встало, как по команде. А еще Лотар сказал… сказал… я не хотел слушать, но его не слушать не выходило. «Победа низших? Что вы станете делать, если лопнут банки, закроются концерны, остановят добычу на рудниках? Все это принадлежит нам или тем, кого мы издавна избирали для скрещивания. Станете править голодной пустыней? Люди не приветствуют поедание крыс и опилок. Ваш драгоценный флот снесут те, кого вы так рьяно защищаете, снесут, едва начнется инфляция. Так-то, капитан Эгле».
Он стоял предо мной на коленях. О, как я понимал тех самых сучек! Закопают в землю, и что с того? Выл сквозь зубы и толкался в тугой тесноте. Поддерживал под живот, ладонью чувствовал в нем свой член, или мне казалось, хотелось чувствовать, как я беру его. Лотар никого не знал – до меня. Тогда он вскидывался и принимал молча, это позже срывал голос, боролся и покорялся, смиряя неистовую кровь. И даже не отдышавшись, вновь становился собой. Сакрах. Надменный, умный, любящий меня. Меня, крутившего промасленные гайки на заводах, принадлежащих тем, у кого перед фамилией «дер».
Мне б заметить, когда именно Лотар лег с презренным низшим. Сын президента предал древние кланы и собственного отца. Наследник славы предков и богатств семьи дер Ниистрага – предатель и перебежчик. Не смешите!
Друзья поздравляли меня. Мои друзья-пилоты – Додди Сухарик, тащивший меня на руках к госпиталю, однажды пойманный нами на краже пайка эскадрильи. Мы и не подумали его бить, чуть кишки не надорвали, право слово… Кентро Любимчик, мой первый командир, к середине войны командовавший воздушной армией. Если б меня спросили, на кого я хочу походить, ответил бы, не задумавшись: на Кентро! Файат Выдай-с-прибором, лучший стрелок и выпивоха, я пришел к нему в день смерти матери, он не умел сочувствовать, но умел унимать боль. Виола Вильев – молодой политик, без колебаний поддержавшая адмирала Тартума в его борьбе, пусть в ее венах и текла треть крови сакрахов. Виола не принимала насилие в любом виде, а древние несли мучения на своем щите – из века в век. Звезды наших жизней восходили над горизонтом, они обещали сиять ярко и долго.
– Ребята, я и Лотар… мы хотим… кто заржет, того засуну в турбину! Мы заключим брак – по всем правилам.
Файат лихо хлопнул свой огромный стакан, Додди надул щеки, не понимая, ржать ему или плакать, Любимчик нахмурился и засопел. Виола улыбнулась, протянула задумчиво:
– Хорошо для нас. Если клан дер Ниистрага рушится…
Любимчик ругнулся:
– Дырявая ты башка, Джен! Демон тебя окрутит в два счета.
Виола приподняла темную бровь:
– И какую выгоду получит Лотар с нашего займите-до-жалованья-жрать-охота Дженнадана Эгле?
Додди хохотнул, всех немного отпустило. Файат дунул в пустой стакан:
– Так ты возьмешь его фамилию, а, Джен?
Над нами нависала панорама, где юный герой, сбивший к середине войны триста хабтеров врага, обеспечивший успех акции по уничтожению цитадели Фой-Мойи, пожимал руку адмиралу Тартуму. А за спиной героя восторгом захлебывалась толпа: «Джен Эгле! Эгле-Победа! Мы с тобой! Веди!..» Моя рожа в бликах камер выглядела ничего так, пойдет. Лотару нравится. «Что ты смотришь?» – «У тебя удивительно волевое лицо, Джен. Ни тени сомнений. Завидно немного… и глаза – в таком отражении видишь ровно то, что желаешь видеть. Черноокая смерть с небес, Эгле-Победа. Не отворачивайся! Позволь мне насладиться».
Адмирал Тартум жаждал меня прикончить. Строптивый герой, с так тщательно слепленной легендой, грозил разрушить монумент пропаганды. Ломать влюбившемуся мальчишке хребет было не ко времени, адмирал просто открыл счет и послал меня в бой. Но Лотар считал точнее и быстрее.
Перед вылетом я подсмотрел случайно его разговор с генетиком Ками дер Каразой. Пожилая женщина с цепким взглядом и мой нареченный, трогательно сблизив головы, обсуждали длиннющие таблицы, что ползли с левой стороны экрана. Лотар прижимал рукой наушники, чуть не втыкался лбом в прозрачный пластик и шептал. На сухом лице ясно читалось вдохновение. Мы, низшие, убили его отца, на столицу демонов вот-вот упадут бомбы, а Лотар не нашел ничего важнее генетического кода, мутаций и тому подобной чуши. Двери душевой кабинки закрылись почти бесшумно, но Лотар поднялся текучим движением. Голая гладкая грудь в вырезе белой рубахи, темные кружки сосков там, где ткань прилегает к телу. Он стряхнул капли воды с моих волос, коснулся пальцами век. Очень серьезно и торжественно демон пожелал мне уцелеть.
Воздушный бой за столицу длился двухсотую часть цикла. Фейерверки из обугленного камня и стальных обломков, ослепительное сияние оранжевой вертушки, раскрывающей лопасти во всю ширь антрацитового неба. Лопасти разворачиваются, втягивая в жадную сердцевину все, до чего могут дотянуться. Взрыв – и пространство поглощает огонь. Туда, в бушующую первозданную ярость, втыкаются тонкие иглы хабтеров. Снуют, разрывая и вновь сшивая полночную ткань.
Машина пропаганды отлично делала свою работу, потом мы просматривали хронику. Завораживает. И уже не веришь, что именно твой истребитель прикрывал несущих оранжевые вертушки бомбардировщиков. Именно ты, до отказа выжав рычаг, зависал на доли мгновений вниз башкой, и полосы от ремней впечатались в кожу навечно. Вплавились, потому что хабтер горел, летный комбинезон стекал в сапоги. Но бомбардировщики прошли, на последнем заходе выполнив то, зачем нас послали. Столица под днищем развалившегося истребителя полыхала вместе с тобой.
– Пустите меня к нему! Тартум, вы пожалеете. Богом солнца, всевидящим и всемогущим, клянусь!.. Тартум, умоляю!
Синий узор на виске казался четче, чем обычно, слишком побелел его обладатель. Просто-таки до уродства. Сакрах склонился надо мной, и я растянул потрескавшиеся губы. Больно. Они же содрали с меня обгорелые тряпки, вкололи анестезию, почему так больно?
Ласковые пальцы трогают, кажется, единственное место, где тело не протыкают острые вспышки.
– Джен, ты выжил, прочее не важно. Я не отойду… день и ночь… отыщу лучшего хирурга, – его прикосновения забирают мою муку. И у него такое лицо, как будто забирают себе. Не демон – мой Лотар.
– Не смей, Джен! Ты выжил! Не отключайся, не…
Умирать не больно и не страшно. Победителем, никем не поверженным борцом за свободу. Как же я жалел позже о невозможности вернуться в тот госпиталь и героически подохнуть, глядя на прозрачную дорожку, рассекшую демонский узор на виске.
Меня славно заштопали, следов не осталось. Но я долго просыпался в пламени, не в силах выпутаться из горящих прямо на мне ремней. Лотар за первую же ночь кошмаров выучился их нейтрализовывать. Великолепный способ… он гладил мои бедра, терся горячей скулой, приоткрывал строгие губы – и меня переставало трясти. Истекал блаженством в его рту, в его руках. Нам почти не требовалось большего, так что к заключению брака баланс невинности существенно пополнился.
– Именами четырех стихий, да будет союз наш тверд, как земля, легок, как воздух, силен, как вода, вечен, как солнце. Я, Дженнадан Эгле, клянусь быть тебе, Лотар дер Ниистрага, защитой и опорой на всю жизнь, до самой смерти.
Прямая трансляция на всю Фой-Мойю. Храм солнца переполнен, камеры ничего не упустят. Герою простили даже брак с врагом, в конце концов, редко какая семья низших может похвастаться подтвержденной чистотой крови. И мы отныне не низшие! Разделяющая два народа пропасть после нашей победы исчезнет навсегда, так говорят политики. Мы воевали не с древними, но с дискриминацией. Великая республика, свободная республика! Да воссияет в веках!.. А Дженнадан Эгле, бесстрашный пилот, принесший людям мир, и его супруг стали символом новых времен.
Нож на алтаре – один на двоих. Лотар безошибочно берется за рукоять.
– Я, Лотар дер Ниистрага, клянусь быть тебе, Дженнадан Эгле, защитой и опорой… – на слове «смерть» голос его взлетает под самый купол. Морщится высокий ворот белоснежного сюртука, удивительно похожего на мундир уничтоженного воздушного флота. Он мягко сжимает мою руку, обнажает запястье и проводит тонкую линию. Алые капли пачкают белые отвороты, мы символ… разноцветный салют восторга кружит и пьянит. Перехватываю чуть влажную рукоять, лезвие в моей крови. Пока я режу, Лотар не отводит взгляда, серо-жемчужный дым расплывается во всю радужку. В старину ранки посыпали землей и поливали водой, очень негигиеничный обычай. Единым жестом мы соединяем запястья, кто-то громко ахает за спиной, и золотой луч светила, с точностью лазерной пушки прицеливается в узкую прорезь над главными вратами. Бог солнца благословил наш союз. Попробовал бы он не благословить, если астрономические таблицы рассчитывают лучшие ученые. Главное в ритуале – уложиться в сроки.
Адмирал Тартум первым поздравляет нас. Завтра, в этот же час, его дочь выходит замуж за главу клана дер Морит. Металлургические концерны не могут прекратить поставки, потому на руинах старой знати формируется новая. Виола Вильев щурится от усталости – в парламенте слишком много пустой болтовни, несогласных нельзя расстрелять из пушек, приходится уговаривать. Ее брак с наследником высокородной фамилии, держащей Аграрный банк на протяжении ста лет, будет заключен в начале следующего цикла. Разве не за это мы воевали? Крикуны посходили с ума! Низшие получают контроль над промышленностью, финансовой системой, над полями и огородами, чтоб их демоны разодрали! Экономика разрушена бесконечными битвами, забастовками и диверсиями, что толкнули народ на восстание. Мы клепали хабтеры из низкопробного металла, сколько парней погибло, потому что не хватило прочности, не хватило боезапаса? Не хватило еды, и они летели в бой полуголодными! Такого не повторится.
Рука об руку мы выходим из храма, солнце стоит в зените. Круглая мордашка Додди Сухарика пухнет счастьем, никакого отражателя не надо. Хоть один из моих друзей явился. Кентро Любимчик взял да и рванул в патруль, даже поводов изобретать не стал. Высказался напрямую, ограниченный болван. «Любовь я понимаю. Не знаю, какую прелесть ты нашел в этом засушенном истукане, но понимаю. Только объясни, зачем делиться с ними тем, что мы отобрали? Я кровь проливал!..» А кто здесь не проливал?! Катился бы Кентро подальше, но повторяющих его чушь много. Ничего, скоро все убедятся…
Файат-Выдай-с-прибором обошелся без объяснений. Налакался в хлам и отключил связь.
В небе тоже мои ребята. Темные, стремительно двигающиеся точки тянут за собой белые следы в опрокинутой лазури. Мне отныне не летать. Главу комитета Возрождения Фой-Мойи не пустят за штурвал, Дженнадан Эгле обязан оправдать доверие народа и поберечь свою бесценную персону.
Лотар ищет мою ладонь. Камеры отметят любое проявление близости, мы символ, это подразумевает… кровь все еще струится по теплым пальцам, бешеная кровь сакраха. Нищий пилот Джен Эгле принес в семейный капитал пару потрепанных мундиров, диски с залихватскими песенками, какие обожают горланить на попойках, ну, и обещание восстановить состояние дер Ниистрага. Точнее, не допустить, чтобы его растащили или национализировали.
Брачную ночь мы проводим в парламентских апартаментах. Сквозь плотный маскировочный пластик стены крестят прожекторы патрулей. Капитуляция подписана, бомбы навсегда останутся в люках. Живых людей, спящих в этот час в кроватях, не размажет взрывом… как же хочется верить.
Лотар широко расставляет ноги, сгибает колени. Он полусидит, и мне видна ямка под темным треугольником волос. Насколько он меня хочет, тоже хорошо заметно. Вот так, на спине, чтобы чувствовал в себе, чтобы жестче. Запрокидывает янтарную голову, резко обозначая кадык на горле. Чуть прикусываю вздувшуюся венку, выпрямляюсь, подхватываю под бедра. Шипящий вздох не способен остановить. Ему немного больно, слишком уже давно… а когда я все-таки пытаюсь отодвинуться, Лотар стискивает колени на моих боках. Железная хватка, будто он оседлал тренажер для летной тренировки.
– Ты мужчина? Тогда вставь мне, а ну!..
Рыже-русая прядь прилипла к потному лицу. Я – с ним, в нем, мы не символ, твою мать, не актеры, нанятые на роль! Парнишка с окраинного завода пошел воевать, потому что задолбался получать гроши за каторжный труд и кланяться господам. Теперь никто никому не станет кланяться, две расы сольются в одну, как сливается сейчас наша плоть. Искренне, честно. До крика, до судорог.
Обхватываю его поясницу, ладони скользят. Натягиваю на себя, вдавливаю в упругие пружины. Двигаю только бедрами, почти не вынимая, все быстрей и быстрей. Лотар со мной – в этом тоже смысл случившегося. Скрюченные пальцы едва не вырывают мне суставы, и когда он кончает, жалею об одном – не получится слизать терпкое семя подчинившегося демона.
Вуаль глухой темени обнажает полузабытый кошмар. Хабтер корчится в огне, оранжевая погибель досталась мне, я не справился. Смешно, тогда проигрыш в битве казался самым страшным исходом. Рывок на постели, уверенные руки на моих плечах.
– Почему они не верят, Лотар? Все – для них… почему не согласны? Файат, Кентро, другие… их тысячи, что б там ни несли политики.
Устраиваясь удобней, он едва слышно постанывает. Заставляет привалиться спиной к груди – встрепанного, напуганного героя великой войны.
– Спокойно. Ты сам политик. Поведешь свой народ к свету.
– Прекрати говорить лозунгами!
– Джен, чего ты ноешь? Пусть «их» тысячи, таких, как ты, среди быдла не водится. Заставь стадо выполнять свою волю. Тебе лучше знать, в чем их благо!
– Ты со мной?
– Да. Стихии приняли мою клятву. Да!
Адмирал Тартум занял президентский пост и одним из первых декретов наложил лапу на наследство Лотара. На наши деньги. Мне даже платить не пришлось, пресса порвала Тартума самостоятельно. «Плохой ход, недостойный опытного человека», – сказала Виола Вильев, бывшая Вильев, а ныне Виола дер Акам. В парламенте она не использовала фамилию мужа, что не помешало им прийти к нам на обед вместе. Аграрный банк станет поставлять кормежку рабочим заводов дер Ниистрага. Выдаст кредиты фермерам, подсуетится… Мое дело – протолкнуть сделку через комитет Возрождения, Виола займется парламентом. Чисто, безопасно и благородно. Мы накормим людей на государственные деньги.
Тартум влез не к месту. «Он же создал легенду о юном герое, создал тебя, Джен. Глупо пытаться разрушить…» Лотар перебил, с привычной деловитой напевностью, но в низких обертонах гремела угроза: «Джен создал себя сам! Политик должен следить за своими речами, Виола». Ее муж – удивительно непохожий на Лотара, и все же похожий, этой вот текучей ленцой движений – сразу перешел к сути: «Как нам справиться с Тартумом?» Виола предложила вето парламента, я – разговор по-офицерски. Лотар промолчал.
Перегнувшись через широкий глянцевый стол, Тартум орал на меня. Охранники переглядывались в замешательстве. Потолковать – как пилоту со своим командиром – не вышло. «Твой супруг сует торговых агентов, куда заблагорассудится! Они захватывают целые компании, сгоняют людей с земли. Так ты не построишь новый порядок, не возродишь Фой-Мойю! Помни, Джен, сакрахи – паучье племя. Сцепкой своих кланов плетут паутину – ап! – и ты уже задохся». Я бы мог ответить, что зять президента плетет паутину еще активней, вон весь флот получает снабжение со складов семейного концерна. Но тут Тартум вывалил про Лотара нечто такое… Я развернулся, щелкнул каблуками и пошел по длинному гулкому коридору. Именной пистолет, полученный за сотый сбитый хабтер, тяжело прижимался к бедру. В кобуре ему тесно.
Маяк привел меня к Лотару – на вершину самого высокого здания Дельяски, в бывший кабинет его отца. Панорамное окно, малиново-черный закат от края и до края, корона лучей над гладкой стрижкой. Лотар разглядывал белые кубики домов, на подобной высоте всех попираешь во прах.
– Резиденция концерна дер Ниистрага будет здесь, в Дельяске. Пока отстроят столицу… Джен, разве не унизительно беситься из-за старика, одной ногой стоящего в могиле?
Показалось – ослышался. Лотар не предложит, не имеет в виду… я обнял широкие, теплые под тонкой рубахой плечи, втянул ноздрями его запах.
– Зять покойника сбавит обороты, мы приберем флотские денежки. Наши заводы завалят Фой-Мойю дешевым металлом, – раздельно и четко, не разжимая сухих губ. – Ты хотел возродить родную землю, Джен? Разве фермер не копается в грязи, чтобы получить достойный урожай?
Президента Тартума провожали в последний путь с положенной торжественностью. Впереди на девственно белоснежной подушке несли ордена, из динамиков на всю Дельяску утробно завывал оркестр. Вечная слава герою войны! Тартум устарел и зарвался, он бы только мешал. Покойся с миром, великий адмирал! Жаль, твое правление было недолгим. Мы не забуууууудем! К счастью, пресса списала внезапный взрыв мчащегося на полной скорости хабтера на отказ двигателя. Расследование в полной власти главы комитета Возрождения.
Кентро Любимчик, бросив командирский пост, скрылся неизвестно куда. Сукин сын, я ведь искал его, и, если он понял про президента, растолковал бы… Иначе не выйдет, дружище! Мы не в детские забавы впряглись. Дети… посмотри, кругом тысячи сирот, маленькие калеки ползают на руинах городов, их нужно спасти. Завтра я и Лотар отправляемся в рейд проверять, как размешают в госпиталях невинных жертв войны.
Додди Сухарик плакал на похоронах Тартума, не стыдясь, вытирал рукавом щеки. Файат тоже явился, пьянь несчастная. Стоял поодаль, дождавшись, когда от свежего могильного холмика отойдет комитет Возрождения в полном составе, восхитительно точно добавил горсть земли. Искусство стрелка не пропьешь.
Лотар оценит наблюдение. Куда он делся? Только что был рядом, подпирал плечом супруга, как и положено. Пригнувшись, я ввалился в раздвижные двери нашего транспорта. Успел заметить на мониторе седовласую тетку-генетика, и тут же сделалось не до науки. Лотар даже наушники снять забыл. Сидел, уронив руки на сиденье обтянутого траурной тканью кресла. На веках отчетливо набрякли синяки – что за?.. А ну, встряхнись, сволочь! В одиночку я этого не потяну. Глаза без дымчато-серой завесы – как открытая рана. Лотар!
– Ничего. Устал. С каждым бывает. Не тряси меня, Джен! – врезал по приборной панели, отключая связь. Откинулся на спинку кресла, выдохнул сквозь зубы: – Помнишь Олис дер Зотаг? Вышла замуж за вашего пехотного генерала. Она родила утром… ребенка пришлось тут же усыпить. Несчастье.
Я даже не спрашиваю, за каким хреном пришлось. Полная чушь, а уж совсем было струхнул. Никто не влиял на мое решение о Тартуме, мне не требуется моральных подпорок. Нервные все стали… с почти искренней бодростью я предлагаю Лотару прогуляться перед отлетом.
– Паршиво выглядишь. Мой супруг должен излучать…
Он прерывает меня яростным поцелуем. Удерживает за волосы, глубоко вталкивая между губами наглый язык.
– Давай замкнем двери… Джен, ну, достали эти поминальные словопрения! – даже вне себя от возбуждения демон подбирает изысканные обороты. Разводит колени, приглашающе гладит свой пах. – Спусти в меня. Хочу.
Одержимую скороговорку прерывает топот сапог. Глава комитета Возрождения кому-то понадобился. Вот позарез.
Оказалось, какой-то глупец швырнул в похоронную толпу листовки с призывом передать власть усопшего лидера новому вожаку. Дженнадану Эгле. К вечной славе Фой-Мойи, разумеется.
Тирания. Звенящую ударом бича наживку бросила Виола Вильев. Военный диктатор в союзе с крупными промышленниками станет править обеими расами. Накормит голодных, утрет слезы отчаявшихся. И, конечно, придержит затаившихся врагов. В горах за Дельяской замечены подозрительные транспорты. Кто знает, на что решатся проигравшие демоны? Эгле-Победа напомнит им, кто хозяин Фой-Мойи!
Виолу едва не стащили с трибуны. Парламентарии вопили час или два, разбили микрофоны, от праведного возмущения тряслись бронированные стекла. Потом завизжала оппозиционная пресса – вот кого следует давить раньше прочих. Мне, в принципе, было некогда вникать. Дженнадан Эгле сражался с нехваткой стали, отсутствием средств и тотальной нищетой. Мотался от одной базы к другой, уговаривая солдат и пилотов терпеть и выражать восторг. Лояльная пресса не транслировала встречи боевых товарищей, ибо нет-нет, но с огрубевших уст срывались гневные упреки. «Не видать что-то Возрождения, господин Эгле. Зато концерн вашего супруга, предприятия ваших дружков-сакрахов и примазавшихся к ним людишек процветают». На горной базе меня добрых десять минут подкидывали в воздух. Без всяких приказов – ребята радовались. Они верили, следовало побудить верить остальных. На придорожном посту, затерянном меж полей, к кабине моего хабтера прилепили изображение зарытого живьем человека. Женщины. Твари, что раздвинула ноги перед врагом.
Лояльная пресса показывала меня на парадах иль в госпиталях, силящегося улыбнуться погибающим от радиации детишкам. Потом потенциальный тиран вышел в коридор и приложил об стену начальника госпиталя, воровавшего лекарства. С залитой кровью рожей ублюдка репортеры носились слишком уж долго. Я не подстраивал, клянусь, они меня поймали, а Виола решила дать запись в эфир.
Тирания Эгле, давшего нам свободу, спасет нацию. Обеим расам нужна твердость в управлении, иначе некоторые шалеют от безнаказанности, а прочие – от безысходности. Каламбура не оценил никто, кроме Лотара.
А еще лизоблюды показывали нас в реставрированном поместье отца Лотара. Семейная идиллия тирана нуждалась в демонстрации.
Кентро Любимчик и сформированные им отряды повстанцев плевать хотели на идиллии. Предатели засели в развалинах столицы, содержимое разграбленных военных складов помогало им защищаться от радиации, а под прикрытием фонящих холмов так удобно совершать вылазки на Дельяску.
Трупы верных нам солдат пресса тоже преподнесла в лучшем виде. И бурые разводы на полу пилотного ангара – там изменников пытались не пустить к хабтерам, но они прорвались. И надписи на стенах: «смерть Эгле!» «В землю подонка!» Оригинально. Лотар пожав плечами, сказал, что за сотни циклов, миновавших с экспансии сакрахов, человечество не изобрело ничего нового.
Когда повстанцы рискнули вторгнуться в Дельяску, мы с Лотаром вели совет директоров концерна дер Ниистрага. То есть совет вел он, а я сидел рядом, стараясь не зевнуть чересчур открыто. Могу я себе позволить крошечную передышку и попугать надменных демонов и не менее заносчивых «мертвяков»? Так нас теперь называли – тех, кто осмелился полюбить чужаков или вести с ними дела. Заочно приговоренные к закапыванию заживо, мы все еще дышали воздухом. Моему бывшему кумиру, Кентро Любимчику такое было невыносимо.
С двухсотэтажной башни концерна вторжение не выглядело жутко. Просто сизый дымок, а потом – гулкий удар взрывной волны. Хабтеры пикировали на цель.
– Останешься в ангаре, Лотар!
Мы несемся вниз по лестнице, здание дрожит, точно вот-вот рассыплется. Ступени встают дыбом. Медленно оседает каменная колоннада. Знают, куда бить, сучьи дети – я сам их учил.
– Там безопасно…
Соленая крошка на языке, огненная муть в воздухе. А вот и спуск в ангар. Мой истребитель уже ждет, взревут моторы, игла вонзится в небо. Вслед за теми, кто уже «шьет» воздушные трассы врага. Я – пилот. Эгле-Победа… они вспомнят!
– Лотар! Кому сказал!..
Бешеный блеск хрустально-серых зрачков. Посмотрел бы сейчас поганец Кентро на засушенного истукана!
– Заткнись, Джен! Время сравнять счет.
Я видел хабтер Лотара почти до конца боя. И на бетонные плиты десантного причала мы спустились одновременно. Догорали обломки повстанческих истребителей, небо воняло паленым. Счет Лотар, разумеется, не сравнял, но пяток сбитых тварей мог туда занести… Я прикинул, как органично впишется орденская нашивка в новый – парадный! – ало-белый мундир нашего флота и как приятно Дженнадану Эгле будет вручить ее собственному законному супругу.
Момент попал в эфир – мы потом лицезрели. Литые мускулы Лотара обтягивала черная безрукавка, солнечной молнией взлетели пряди волос, когда он снял шлем. Я рядом тоже заморышем не выглядел. Ну, правда, пригладить русые патлы не помешало б… на виду спасенного города мы обнялись. И Лотар стер корку копоти и соли с моих губ.
Я навестил Кентро Любимчика перед казнью. Для чего? Намеревался поведать ему о выученных уроках? Карательные отряды мы сформировали эффективней, чем он – свои повстанческие. Никто не дрогнет, нажав на гашетку. Заключить сделку? Он сдаст еще не выловленных дружков в обмен на помилование и уберется к сакхрачьей матери? Такие, как Кентро, не ломаются. Ушедшую юность вспомнить хотел? Самая светлая пора человека для нас еще продолжалась, но, спускаясь в подвал, где по аккуратно выбеленным стенам бежали строки довоенных воззваний, я в этом сомневался. «Долой господ!» «Да здравствует свобода!» Куда делся мальчик в застиранном комбинезоне, что упивался великим предназначением? Просто сменил костюм.
Кентро не ответил ни на один вопрос. Даже не взглянул на меня. Не друг, не враг – мертвяк. Так-так. Так-так. Стучали сапоги, рушилась мечта, а на ее руинах вырастала новая.
Любимчика расстреляли на главной площади Дельяски. Конечно же, трансляция шла в записи, не ровен час, на него не подействуют транквилизаторы. Проклятья с эшафота нам совершенно не нужны.
– Пьян, как пилот хабтера! Эгле, ты жалок, – Лотар все норовил воспарить в воздух вместе со своим роскошным кожаным креслом. Метка сакраха горела синим.
– А я и есть…ессть… пил-плот!.. Пош-шли в-выыы!.. Не купите!
Свалился кулем к длинным ногам, скрещенным в лодыжках. Кабинет Лотара качался, как лодка на волнах. Возле базы в Долине снов плескалось небольшое озерцо. Между вылетами мы купались там… Кентро побеждал меня в заплывах на короткие дистанции – поначалу.
– Лотар, какого хрена, а? Пп-оочем-му?
– Ты повторяешься. Крепитесь, тиран Эгле, – прикосновение его ладони точно пуля в затылок.
Древние привезли с собой много всяческой дряни, способной истреблять целые города. В хрониках говорилось о разноцветном сиянии, палитре финала бытия. Розовые, желтые, нежнофиолетовые, ультрамариновые всполохи сопровождали завоевание, неизменно поражая очевидцев. Немногие выжили, чтобы рассказать и запомнить. К нашей удаче, сакрахи растеряли убийственные секреты на долгой дороге веков. Уцелели только «розовые лепестки». Там, где они распустились однажды, ничего не вырастет больше.
Тирану Эгле выпала честь ткнуть пальцем в кнопку пульта. Короткое нажатие – и тошнотворно-прекрасная заря занялась над базами повстанцев. Над фермами и деревнями тех, кто давал им кров и пищу. Четыреста квадратов розовой смерти. Это сделал я, Дженнадан Эгле, так и запишут в хрониках: дабы предотвратить гибельные мятежи и разруху, человек впервые в истории обрушил мощь «лепестков» на собственных собратьев.
Накануне парламент вручил мне полномочия. Разгонять собрание болтунов, объявлять всеобщую мобилизацию, посылать бомбардировщики и принимать экстренные меры. Вроде «лепестков», да! Официально каждый житель Фой-Мойи должен был обращаться ко мне «мой господин» и кланяться в пояс. «Древние ритуалы возвеличивают», – сказала Виола Вильев. «Придают основательность», – поддакнул мой супруг. Ради общего блага! Всем требуется стабильность, так дай нам ее, тиран Эгле.
Толпы ликовали на улицах. Первым своим декретом я увеличил продовольственную норму, ввел детские пособия и раздал пять сотен шестьдесят три ордена. Красивые штуковины. До последнего завитка изготовленные на заводах Лотара дер Ниистрага.
Вода в бассейне той неоновой прозрачности, когда лишь взгляд на нее уже освежает. Солнце чертит узоры сквозь листву, прохладный ветерок треплет шелковистые кроны. Картину несколько портят датчики радиации, понатыканные у каждого куста, даже у наших лежанок. Хватит! В свой выходной я не желаю думать о подобных вещах. В поместье дер Ниистрага божественно хорошо.
Переворачиваюсь, сбивая полотенце, лениво трусь лицом о голый живот Лотара. Мышцы упруго пружинят.
– Джен, что ты скажешь, если у нас появится ребенок? – вопрос задан совершенно обычным тоном крайне занятого человека. То есть, сакраха. Кто разберет, на что они способны?! Поднимаю голову, обалдело пялюсь на впалый бархатно-загорелый живот, узкие твердые бедра.
– Э… откуда появится?
Лотар аж вздрагивает от смеха. Охрана, вероятно, тоже содрогнулась. Внезапный развеселый гогот хозяина вгоняет служащих моего супруга в столбняк.
– Очаровательно! Не возомнил ли мой господин, будто я рожу ему наследника? Разумеется, ребенок будет пробирочным. Или пробирочной. Предпочитаешь мальчика или девочку?
Это настолько дико, что я просто шлепаю губами. Пеленок нам только не хватало! Неужели Лотару хочется?.. Мне – точно нет. Нет! Боги мои, важное преимущество любви с мужчиной – отсутствие чепухи с детишками. Никто, находясь в здравом уме, не заведет сопляков, если вырос в смеси приюта с казармой. У матери нас насчитывалось шестеро. Большую часть детства я голодал и донашивал обноски. А как дети визжат, не приведи!.. Но откуда Лотару – единственному сыну богача – знать неаппетитные детали воспроизведения потомства? И еще: преступление заводить детей сейчас. Преступление.
Лотар спокоен. Вроде бы. Но крохотная трещинка ломает рисунок светлых и летящих, как крылья птицы, бровей.
Лежанка очень неудобная. Предпочел бы понежиться на коленях Лотара, но такие откровения лучше изрекать сидя.
– Трудно объяснить. Я не терплю всего этого… ну, детей. Не хочу! Моя мать и умерла-то от очередного аборта. Старший брат пропал без вести, трое младших загнулись во время забастовки на заводе дер Биссер. Грандиозная была реклама: «Транспорты дер Биссер увезут вас от реальности!» Нас и увезли – на распылителях химикалий. Сестра уже потом… смастерила себе петлю.
Наверное, он чувствует, как я его сейчас ненавижу. Надо выдохнуть. Пустяки, все давно изменилось. Пока я правлю Фой-Мойей, ни одна демонская мразь не сбросит на людей бочки с отравой.
– Зачем мать нас рожала, а? – Лотар гладит меня по бицепсу. Ласковым принуждением заставляет вернуться на удобное ложе – собственный живот. – Тебе ничего не придется делать, Джен. Ками дер Каразой, помнишь ее?.. Я финансировал генетические исследования их лаборатории…
– Седовласая наперсница могущественного магната?
Сухой смешок. Кажется, или он напряжен, как пилот перед сложным виражем?
– Да. Я позволил себе взять наш генетический материал и отдал его Ками – для смешения. Скрещивания, не знаю точно их терминов.
Лотар совершенно верно истолковал выражение моего лица. Предостерегающе вскинул ладонь.
– Если ты против, материал немедленно уничтожат. Только не решай сгоряча. Это же наша кровь.
Сучье скотство! Безумие, ну чистый бред. Под моей щекой тоненько вибрируют сильные мышцы.
– Ааа… ладно. Кого мы будем оплодотворять?
Он вроде бы удивился. Проклятье, это дер Ниистрага окончил университет имени своего папаши! Детей не заводят без женских клеток.
– Ками нашла женщину-донора. Она здорова, в прочее я не вникал. Ками запустила большой проект, многие хотят получить потомство, ничем не рискуя. Ребенок вырастет в пробирке, потом мы наймем няню, учителей… ты с ним даже не столкнешься.
Целый выводок инкубаторских сопляков? В знак согласия я хлопнул Лотара по груди, зажмурился. Он осторожно поправил перекрученное полотенце. Выдохнул с привычным шипением. Выверты с генетикой – такое же наследие сумасшедших демонов, как и «розовые лепестки».
У нас не было какого-то конкретного дома. Спали и ели то в поместье дер Ниистрага, то в башнях Дельяски, то в моем плывущем по облакам офисе. Но там, где Лотар оставался на несколько часов, поселилось нечто, почти незаметное. Ожидание.
Далеко не сразу я понял: счастливое ожидание. Сам воздух замирал вокруг него, скручиваясь в спирали будущего. И Лотар кое в чем изменился.
Это началось после дурацкого несчастного случая. Осматривая склады, Лотар оступился, грохнулся на какие-то обломки, острый штырь пропорол кожу. Он не хотел показывать мне шрам поперек паха, стыдился. Лотар дер Ниистрага двигается с грацией хищника, чует землю под собой. Да он и в детстве, верно, синяков не набивал! А тут позорный конфуз. Я целовал стянутые медицинскими нитями края разреза, помогал ему надеть высокие, шитые серебром туфли для торжественного приема. Он улыбался сквозь боль, и искрила дымчато-серая завеса души.
Повреждения вскоре зажили, и Лотар овладел мной. Звучит глупо, но я и впрямь ощущал себя изнасилованной невинностью. Даже приятно.
Повалил на мягкий валик любимого дивана, заставил выгнуть поясницу. Настойчиво целовал затылок и разом вспотевшую шею. Пряди его волос щекотали мне ноющую от предвкушения задницу. Я обернулся с трудом – и увидел, как безумное нетерпение искажает строгие черты.
Когда он вставил, до меня, наконец, дошло, отчего Лотар в самом начале принимал мой член без звука. Не орать же, словно тебя пытают! Попытался отпихнуть его, но он развел мне ягодицы, толкнулся глубже. Я закрыл локтем пылающее лицо. И почти сразу внутри разлилось тепло. Лотар дрогнул во мне и затих. Хрена ли?.. Будто б он только и хотел, что вставить и спустить! Символически отметить.
Вытащив, Лотар сел на пятки, сдул янтарный вихор со лба. Клянусь, никогда он не был так похож на человека.
В общем-то, наш постельный паритет – целиком инициатива моего супруга. Господин Эгле не собирался никого тиранить в спальне, и без того хватало. Так что я готовился продолжить эксперимент. Позволил уложить себя на край кровати и поиметь – хорошо смазанного и растянутого. Мне понравилось, о чем я и сообщил Лотару, едва очухался. Саднит немного, но… и тут же сообразил, что дальше все останется по-прежнему.
– Чего ты тянул так долго, если хотел?
– Нет, Джен.
В его руке покачивался бокал вина. Тени скрадывали раздумья и… досаду? Лотар дер Ниистрага наклонился ко мне, отчеканил, глядя прямо в глаза:
– Мне нравится подчиняться. Тебе. Одному тебе.
Транспорт нес нас на полигон, ныряя в воздушных ямах. На обшивке пищали датчики. Чтобы не слушать их, не видеть под прозрачным днищем выжженную в мое правление землю, я шепнул Лотару, как здорово будет засаживать ему в ритме этих скачков. В последнее время Лотар возбуждался мгновенно. Неспешно расстегнув его рубаху, я тронул губами набухшие соски. Прикусывал и мял пальцами, следя, как он плывет. Одуревший, размякший, Лотар почти не соображал. Так странно – до жути. И прекрасно.
Пришлось усадить его на колени, стащив тесные брюки. Он вцепился руками в спинку переднего сидения, рубашка задралась, обнажив поясницу. И прежде чем погрузиться в горячую тесноту, я поклялся любить его так, как он пожелает.
Если ты вырастил вокруг себя кокон, заметишь иллюзию, только когда она взорвется. Разлетится на куски.
– Мой господин! Вашего супруга нигде нет. Мы не можем его найти.
Убогое быдло. Лотар прав. Владелец концерна – не болтик в механизме хабтера. Что значит «не можем найти»? Дженнадану Эгле подобного не докладывают.
На поиски убили часа три. Выручил забытый маяк, на котором техники не успели сменить координаты. Центр этой седой колдуньи – Ками дер Каразой, чтоб ее черви обглодали! – находился на окраине Дельяски. Лотар выстроил хрупкую оболочку своим ожиданием, но, пока оно длилось, я успел забыть о причине. Две трети цикла – столько женщины вынашивают детей. Или меньше? Человеческие женщины – точно две трети… да какая разница?! Больше, меньше. Бредятина.
В центре уже все закончилось. Хмурые операторы химических распылителей скатывали шланги. Лотара я нашел перед огромной стеной из прозрачного пластика. За перегородкой в плотном желтоватом дыму угадывались очертания колпаков. Инкубаторы. Счастье, что под колпаками ничего не разглядишь. На крошечные трупики я насмотрелся вдосталь.
Лотар нажимал на стенку, без нее не рискуя удержаться на ногах. Висок под слипшейся прядью почернел.
– Они… они всего лишь генетический материал. Ты, ну, ты… пойдем домой. Лотар…
Он повернулся ко мне. Слепой серый туман паутиной опутал веки.
– Мне плевать на эти куски мяса. Ясно, мой господин? – вытер губы, как будто слова испачкали их ядом, клубившимся в детской. В мертвецкой. Хренотень сраная!
Лотар шел к выходу по бесконечно белому коридору – прямой и надменный, как всегда. Надо было заорать, что я просто струсил. Боялся утешать, боялся дотронуться до него. Надо было.
Ками дер Каразой поклонилась мне строго по закону – в пояс.
– Тиран Эгле.
Старая мразь! Она же меня ненавидит. Столь сильные чувства я научился различать даже сквозь броню хабтера. Залог выживания.
– Что случилось с… детьми? С нашим ребенком?
– Видите ли, мой господин, генетика – сложная наука. Обладаете ли вы должным набором знаний?
– Нет. Но когда вам поджарят нежные пальчики, я сразу получу знания в полном объеме. Вас устраивает такой вариант?
Ведьма поправила диски на своем столе, скрестила руки. На ее виске змеился едва заметный узор.
– Мутации – имею в виду ограниченную совместимость наших рас и дефекты доминантного гена – превзошли допустимый порог. Никто не заберет ребенка-урода, тиран Эгле. Да и едва ли бы дети… продолжали существовать без поддержки аппаратов. Мы, с согласия вашего супруга, разумеется, приняли решение пустить в инкубаторы профильный газ.
Она вытянулась в струнку, только что на дверь не указала. Сука!
В спину мне ударило:
– Дети совсем не страдали, тиран. Умерли мгновенно – во сне. Для вашей расы знать это весьма важно, я помню.
И отчего я не выполнил свою угрозу? Не велел прижигать ее тощую тушку током, пока дер Каразой не выдаст, что важно для их расы?
Лотар дер Ниистрага готовился к совету директоров. Серо-стальной мягкий ворот облегал горло, закругленные полы кителя делали фигуру полнее, чем в действительности. Акционеры не должны заметить изменений. Ну, я-то не видел его без одежды очень давно.
Башни Дельяски парили в дождливой пустоте. На низком хромированном столике остывал терпкий напиток. Гардеробная – самый подходящий антураж для мольбы о прощении.
Никто ни в чем не виноват.
– Что я должен исправить?
Молчание. Стук капель о пластик. На цепких лапках подбирается равнодушие.
– Лотар!
– Что? Да. Меня ждет транспорт.
Мне б забиться в какую-нибудь нору, но тиран такого права лишен. И все ж она отыскалась – самая глубокая дыра, из всех имеющихся в Фой-Мойе. Никогда не возвращайтесь в места, где вы были другими.
Укромный дешевый кабачок в стороне от центральных трасс. Закуска не полагается, если заплатишь мелочь «за стулья», можешь принести с собой выпивку. Когда я вошел, убедившись, что охрана убралась из поля зрения, Додди Сухарик уже основательно размочился. Виола, бывшая Вильев только прибыла и обмахивала пуховкой сужающееся к подбородку личико. Брак с сакрахом и политическая карьера совсем не изменили ее: все такая же бойкая девчонка в облаке смоляных кудряшек. Неубедительно. Но ведь нас так мало осталось.
Вскоре я обнаружил, что не слушаю натужных шуток Сухарика, вежливых «а помнишь?» Виолы. Сижу на продавленном стуле, спиной ощущая ужас хозяина кабачка, и ловлю пальцем блики потолочной панорамы на облепленном пластике стола. Поминутные помехи не мешали воплям, прославляющим тирана Эгле и его светлые деяния. Разве панорама лжет?
Разве я не открывал школы и больницы? Не увеличил продовольственную пайку в три раза? Даже в три с половиной! Аграрный банк мужа Виолы вытаскивает фермеров из нищеты, солдаты спят не в чистом поле, в цельнометаллических казармах концерна дер Ниистрага. В будущем цикле начнем нейтрализацию почв от радиации. В Дельяске есть настоящая опера, с живыми певцами, туда пускают всех, а при высокородных демонах низшим кое-где запрещалось слушать музыку! Тогда почему так погано?
Разве я еще мало заплатил? Цена слишком высока. Но я не отказываюсь. Не раскаиваюсь.
Облетевший куст юности сиротливо торчал посреди кабачка.
Лишь потому я ему и обрадовался. Файат-Выдай-с-прибором ввалился к нам, с прежней бесшабашностью потрясая полупустой бутылкой.
– Просочиться через твоих парней, Джен, та еще задачка… Ну что, доходяги, выпьем?
Мы нестройно завопили – точно как в старые дни:
– С прибором?!
Говорят, мы с Файатом похожи. Неплохо быть подтянутым верзилой с растрепанной гривкой русых волос и гулящим взглядом. Говорят, один перепих у задней двери – не измена. Лотар не обеднеет. Я представил его у монитора – сосредоточенного, злого, с запавшими глазами. Что-то ужалило прямо под ребра.
Черноокая смерть спустилась с небес.
Я пихнул Сухарика, приглашая Файата сесть. Прежде мы как-то умещались втроем на двух стульях. Друг не спешил. Вынул руки из карманов, потянулся.
– Как тебе тиранствуется, Эгле?
Откуда он вообще узнал, где я застряну сегодня вечером?
Поздно! Неуловимо быстро Файат встряхнул кистью. Спинка шаткого стула врезалась под лопатки. Додди не успел – словил мою пулю. И прикрыл своим телом на несколько нужных мне секунд.
Я стрелял в упор, почти не целясь, а передо мной расплывалось дымное пятно. Повстанцы не зря грабили военные склады, с хитрыми штучками десанта Файат обращаться умел.
Виола не кричала. Умница.
– Он сбежал, Джен. Дай взглянуть на Додди.
Чего там глядеть? С дыркой в голове не живут.
Лотар явился в мою спальню перед рассветом. Уже отданы приказы, разосланы сообщения на базы. Тиран Эгле бдит над многострадальной родиной, не правда ли мило? Теперь можно и выпить, даже без прибора, он мне в ближайшее время не понадобится.
Лотар вошел, когда я приканчивал вторую бутылку. Дер Ниистрага и в ночной скользящей одежде ухитрялся хранить недоступность. Пальцы босых ног утопали в ворсе моего ковра, и побитый тиран пьяно икнул. Я ведь помнил каждую его привычку. Лотар не терпел ходить босиком, но мне нравилось наблюдать, как он поджимает пальцы, выгибая стопу.
Наши руки столкнулись на обмусоленном горлышке. Лотар сделал глоток. Мой брезгливый супруг… попытка отнять пойло закончилась победой трезвости.
И полуприкрытые глаза у него тоже были трезвыми, внимательными. Поначалу. Я почти ничего не мог, но, кажется, ему хватило ласк. Сокровенных, отчаянных. Я шалел, чувствуя под собой его будто исхлестанное плетьми тело, терся о подставленные ягодицы, срывая глотку, хрипел, выплескивал, выворачивал себя – для него, в него.
Потом мы долго не размыкали хватку. Рисуя круги на его ладони, я думал: им меня не уничтожить. Нас.
– Признаюсь, уже готовился к требованию развода.
Лотар приподнялся. Пригладил волосы. Неужели после всего мне еще удается удивлять сакраха?
– Развод? Что за пошлые глупости?
Утром доложили, что дорогой друг Файат, главарь хорошо законспирированной группировки, объявил тирану и предателю войну без пощады. До тех пор, пока не зароет в землю Дженнадана Эгле, гнусную подстилку врага. Или сам не ляжет могилу.
Новая волна мятежников отлично сообразила, как не захлебнуться в ошибках предшественницы. Бравые парни Файата нападали, если имелся устраивающий их перевес. А еще они запустили контпропаганду – улицы нежданно расцветали листовками, в ночи гремели динамики. «Мертвяк грабит вас, жители Фой-Мойи!» «Эгле продал сородичей в рабство чужакам!» «Сакрахи наживаются на наших слезах!» «Все на борьбу…»
В чем-то повстанцы не заблуждались. На заводах вкалывали низшие, они же пахали землю, стирали ноги до кровавых мозолей на марш-бросках и ползали по зараженным территориям. Просто никто не изучал статистику. До войны сакрахи скрывали данные, а после победившее человечество поступило по-файатовски. Клали они с прибором на то, сколько чистокровных демонов сосет их дрянную кровушку. Древние – вымирающий вид, но обездоленным на это чхать.
Повстанцы захватили десантную базу в окрестностях Дельяски, еще одна перешла на их сторону добровольно. Пилоты-перебежчики, уводя хабтеры, оставили мне премилый подарочек – могилы отказавшихся предать.
Через пару дней на воздух взлетел завод концерна дер Ниистрага. Рабочие присоединились к мятежу. Еще немного таких удач, и тиран окажется в западне.
Лотар устало потер виски. Теперь он становился собой на краткие мгновения и вновь погружался в апатию. Занятость великолепная маскировка.
– Зачем ты спрашиваешь меня? Тебе лучше знать, что следует предпринять. Мои сородичи не доставляют хлопот.
Гарнизон Дельяски круглые сутки сохранял боевую готовность. Пилоты спали в кабинах хабтеров. По чьему приказу они начнут убивать? Гражданская война не предусматривает четкой линии фронта.
Крылатая цитадель тирана бороздила облака. Мертвяк Эгле правил своим народом налету, ширмой круговерти прикрывая ее бессмысленность. И не сразу откликнулся на высокий писк настроек приватной связи. «Смелее, братья, к солнцу!» – тысячу циклов назад полная надежд Виола Вильев выбрала повстанческий гимн для обозначения своего желания поболтать с другом.
Она держала раковину передатчика на раскрытой ладони. Виолы уже нет по ту сторону изображения, умная машина записала послание, дожидаясь, пока хозяин изволит раскачаться. Хозяину меньше всего требовались разговоры по душам.
– Джен, я отправила сообщения по всем твоим координатам! Ответь же, скотина, ответь!
Губы шепчут «прости», а разум уже фильтрует варианты. Почему сработал только наш личный канал связи? Потому что мы с Виолой о нем помалкивали. Электронный фантом продолжает безжалостно:
– Мой муж, твой Лотар, они… они все!.. Сакрахи одурачили нас! Джен, да ответь же ты!
Хватаю наушники, воровато оглядываясь на раздвижные двери. Охрана парящего офиса тирана вне подозрений? Такого понятия в лексиконе Дженнадана Эгле нет. Виола гримасничает, и слиплись густые ресницы.
– Я следила за мужем. Долго! После того, как он заставил меня сделать аборт. Им не нужны обыкновенные дети, им нужен доминантный ген! Джен, за мной придут, они… муж сказал, что я вырожденка. Неправда! Я – человек, это он агрегат для производства расы будущего. Испорченный агрегат!
Меловое личико лучшей женщины Фой-Мойи. Ряды девственно чистых мундиров с алыми каплями по вороту. Снежное крошево за переборками. Посветлевший со временем шрам, рассекший пах Лотара. Ослепительно ясная ловушка.
– Прикажи уничтожить всех сакрахов с узором на виске. Доминантный ген! Он будет передаваться людям, как чума. Центр генетики Ками дер Каразой, я следила!.. Там они пытаются вывести породу. Джен, ты обязан! Ты клялся защищать нас.
Лотару я тоже клялся. Помехи ломают изображение. Виола хрипит, будто ее душат.
– Сакрахи – замкнутый улей. И выживание вида – единственный закон индивидуума. Жаль, мы на такое не способны. Джен, ради Фой-Мойи!
На секунду в ее зрачках расплывается радужный туман. Вырожденка? Картинка пропадает, и я тщетно жму на клавиши. Сбоку ползут колонки цифр, раскрываются звуковые сообщения. Виола по крупицам собирала историю продолженной втайне войны, она всегда была терпеливой. Была. Запись получена несколько часов назад. Виола уже ушла – вслед за Тартумом, Кентро, Додди… скоро за ней последует Лотар.
Главное я уловил. Для сакрахов все кончилось, едва их корабли зависли над мирной планеткой, где невежественные дикари обрабатывали богатую почву плугами. Интервенты знали – столетиями страх, вбитый разноцветной расправой, будет удерживать людей от восстаний. Идеальные возможности, но доминантный ген подвел завоевателей. Растворился в триллионах чужих клеток, не спасла даже способность двойного размножения. И теперь мы заперты на крутящемся шарике – две расы, слившиеся в одну! – заперты, ибо корабли давно рассыпались в пыль. Технологии звездных полетов утрачены – сакрахи не собирались отсюда бежать. Мы в западне, но продолжаем рвать друг друга, словно зверье.
Если демоны – улей, то Лотар, выходит, матка? Потрясающая ирония. Отчего ты не смеешься, тиран Эгле?
Хабтер несет меня навстречу башням Дельяски. Они выследили Виолу, значит, мой преданный супруг уже далеко. Что-то не дает поверить в это и свернуть с пути. Ангар, распахнутый люк, убийственно медленный лифт. И петляет коридор, ведущий к кабинету Лотара. Меня хватает только на бег, стоит остановиться, и нечто, засевшее внутри, разбухшее сейчас до размеров Фой-Мойи, разнесет на молекулы все и вся.
Я едва не врезался в него. Карающего орудия возмездия из Джена Эгле не вышло – на сына погибшего вместе с демонской столицей президента тупо глазел мальчик из индустриальных трущоб. Лотар дер Ниистрага не рванул за спасением. Причину кристальными символами выводил каждый его жест. Маленькие тельца, укутанные саваном газа, поставили жирную точку. Обреченность.
Брал ли он на руки то, чему мы оба подарили жизнь? Ребенка, искалеченного стремлением вернуть себе власть, обеспечить торжество своему виду.
Лотар отступил к креслу. Сел, аккуратно расправив складки на брюках. С привычным сожалением о своем умственном превосходстве пожал плечами.
– Прежде чем ты всадишь в меня пулю… сакрахи уйдут в непригодные, необитаемые земли. Позволь им скоротать век вдали от вас.
Даже сейчас он гнет свое. Индивид ничто – раса все! Закон, закрепленный в генетическом коде.
– Наверное, ты здорово забавлялся, наблюдая, как вертится вокруг влюбленный дурак.
Пуля не поможет. Даже если я зубами разорву ему глотку, доберусь до неистовой крови демона, мне уже ничто не поможет. Монотонный голос не отрезвляет. Покачивая узкой ступней, демон излагает свою версию.
– Отец вызвал меня. Приказал оставить флот, определил дату катастрофы и собственной смерти и запретил месть. Заставил понять, что реванш зависит от меня. Велел связаться с Ками дер Каразой и вместе подобрать… существо, в достаточной мере совместимое с моим набором генов, – ни злобы, ни боли, для него занавес уже опустили. Лотар не имел права на месть и чувства – только на долг перед расой и терпеливое ожидание, пока семя врага запустит механизм в его теле. – Мы тщательно изучали вашу верхушку, сравнивали образцы. Великая удача – наткнуться на хорошего производителя и восходящую звезду революции. Не всем настолько повезло. Олис дер Зотаг отдала себя бесперспективному скоту. По мнению Ками, у нас с тобой были превосходные шансы, особенно с ее препаратами, но… я не справился.
Янтарный свет оттеняет белоснежный воротник сорочки. Время корчится под прессом, скоро последует взрыв.
– Очевидно, ты бы нашел забавной перспективу лечь под ничтожное насекомое. О да, я безумно забавлялся, ты прав, Джен. Особенно после того, как собрал то, что ваши бомбы оставили от моего отца.
Корабли сакрахов везли только мужчин. Некоторые из них не нуждались в женщинах для воспроизводства, не нуждаются и поныне. Но они проиграли! Просрали свой доминантный ген.
– Ты зачал от ничтожного насекомого! И вел себя не лучше стельной самочки.
Так-так. Так-так. Я обеспечил себе билет в небытие. Мертвяк Эгле хоть в чем-то не просчитался. Шаг вперед. Смять воротник, сцепить пальцы на горле. Лотар не сопротивляется. До сих пор я не знал пределов его воли, похоже, их вовсе нет.
– А если б у вас получилось? Говори! Доминантный ген позволил бы вам победить без войны, изнутри… да?! Вы почти выкарабкались, вернули себе заводы и власть, но ведь пришлось бы ждать десятки циклов!
Люди от удушья краснеют, у сакрахов темнеет отметина на виске. Расслабляясь, поддаваясь убивающему его человеку, демон шипит:
– Я… не дождался бы… другие поколения… в шахты людишек, сгноить ваше ублюдочное племя… склизкую погань!
Наклоняюсь к нему. Почти ласково провожу пальцем по шелковистым дугам бровей, касаюсь синих линий узора. Лотар растерзал меня и себя – ради будущего. А тиран помогал ему, тащил свой народ в светлое «завтра». Искренне и с воодушевлением. Ради блага Фой-Мойи!
Теперь мы вместе полетим домой, Лотар дер Ниистрага.
Черная рукоять холодит ладонь. Сакрах наслаждается хорошо выдержанной местью, прячет от меня Лотара. Враг не позволит нам проститься.
Громко щелкает предохранитель. И тут я глохну, потому что за прозрачным пластиком окон надрывно верещит сирена. Бросаюсь к пульту связи, едва не кувыркнувшись на скользком ковре.
– Мой господин! Файат начал атаку. Он захватил Наветренную базу и установки «лепестков». Что прикажет мой господин?
Тиран приказал поднять в воздух базы Дельяски. На автомате и без надежды. Революция вцепилась в собственный хвост, выродилась почище сакрахов. Гниль не отмоешь кровью, сколько бы ее не пролили.
– Рановато ты решил сдаться, верно, Джен? Ты жалок, ничего нового…
Пистолет – в кобуру. Джен Эгле нужен своим парням. Лучше сдохнуть рядом с ними. Кажется, демон тоже намерен отправиться к праотцам в бою. К лифту мы мчимся наперегонки, да только лифт уже отрубили. Где-то далеко слышен характерный гул, от которого сотрясаются стены. Дурные сны имеют свойство повторяться – особенно когда вторгаются в реальность.
Следовало застрелить Лотара перед хабтерами. Кретин, его следовало прикончить шесть циклов назад, на тех тоскливых переговорах! Моторы ревут в унисон, и распахивается небо. Одно – на двоих. Хэйя! Хэй! Хэйя-хэй! В наушниках – старый клич мятежников, еще предвоенный. Файат многое предусмотрел: кое-кто запутается, на чью сторону встать в этой бойне.
Розовое сияние заполняет горизонт. С Дельяской покончено. Внизу горят кварталы, а нежную гладь «лепестков» таранят стальные иглы. Я выхватываю из сонмища хабтеров машину, заложившую знакомый вираж, ставлю маячок, но искать Лотара не требуется. Демон сам рвется мне навстречу. Я – пилот. Ну же, делай то, что всегда умел! Единственное, что умел. Эгле-Победа танцует в небесах.
Это как любовь. Бешеное кружение в стонущей, вопящей мешанине. Когда нечего терять, ты просто выбираешь врага по вкусу. Я поджарю твою задницу, Лотар дер Ниистрага! Уже ломит плечо, но выстрелы не попадают в цель, и верткий хабтер по-прежнему впереди. Боги мои, почти догнал!.. И вновь он уходит.
Мы вывалились из многоцветного клубка над морем. Розовый ужас наползал неотвратимо, поглощая синь внизу. Точно над крошечной каплей острова Лотар развернул истребитель и открыл огонь. Кажется, на мне тлеет комбинезон. Кажется, я не забыл парашют… на огромной скорости мы сошлись и расстреляли друг друга в упор.
Песок принял меня в жесткие объятья. Крупинки отливают золотом и горчат, попадая в рот. Не песок – пепел. Дорогой друг Файат станет достойным наследником тирана Эгле. Я открыл этот розовый бал, а Файат обрушил «лепестки» на города.
Где Лотар?! Надо содрать с себя раскаленные тряпки. Ну да, демон всегда соображает и действует быстрее. В ста шагах от меня сакрах выпутался из ремней парашюта и сбросил одежду в пепельный сугроб. Опустился на колени, склонил голову – так проще очиститься. Загорелые руки с широкими запястьями методично избавились от навязчивых песчинок. Лотар не разрешит себе умереть в грязи.
Пыльца чудовищного цветка плывет по ветру. Черная рукоять зарылась в блестящие хлопья смерти и так близка. Отсюда не видно, но на оружии выбито: «Лучшему из сынов человеческих». Адмирал Тартум знал, какой ритуальный дар вручить пилоту Эгле. Я падаю плашмя, хватаюсь за рукоять, но удар, разбивающий рот, вышибающий дыхание, отшвыривает прочь. Лотар седлает мне бедра, втискивая в колючий, воняющий пожарищем песок. Нагретое дуло упирается в висок
Не верится, что кромка прибоя совсем близко и море все еще катит свои волны.
– Ну, чего ждешь?
Он медлит, сильнее вдавливая металл. Жаль, что пепел слепил ресницы. Рваное дыхание врага возвращает мне Лотара – на все оставшиеся мгновения. Я хочу его запомнить. Серый дым на дне зрачков, плавный излом скул, деловитую складку губ.
Толчок, заглушенный гулом всплеск, и Лотар скатывается с меня. Ложится рядом в золотые объятья. Поворачивает голову ко мне, и мы лежим так – распятые на маленьком островке, перед прущей во весь опор зарей. Утопить наградной пистолет в море – шедевр мести.
– Жестоко… ты мог бы застрелить меня.
Рыже-русые пряди трутся о песчинки. Отрицание.
– Там и тебе пули б хватило. Мы сгорим заживо!
– Не трать слова, Джен. Ты мне мешаешь.
– Ты чем-то занят?
– Да. Я смотрю. На тебя.
Он – на меня, а я – на розовые грозовые облака. Уже совсем близко. Да что ж это, а? Не желаю наблюдать, как Лотар станет корчиться в тошнотворном угаре! Боги Фой-Мойи, вы славно отплатили тирану Эгле.
– Лотар, ребенок…
– Генетический материал?
– Ребенок. Мой и твой. Его совсем нельзя было спасти?
– Нет. Мутация доминантного гена в попытке закрепить наследственность… Джен, заткнись!
– Вы не пытались продолжить эксперименты?
– Ками и некоторые пытались. Я не выдержал.
Мы оба не выдержали. Но был ли у нас выбор? Теперь не узнать. Гортань жжет и слепит огонь. Я шарю по раскаленному песку, ищу его руку. От бессилия царапаю ногтями песчинки. Надо заставить себя подняться, укрыть Лотара собой, защитить – пусть хоть от первого удара.
Небо и землю сжирает перламутровая туча. Розовые клубы пронзает черная молния. Сжимается в точку, начинает снижаться, выпутываясь из нитей ядовитого света. Управляемая человеком точка в пространстве, управляемый мираж… летит к нам, стремительно разворачиваясь, зависает над островком. Хабтер. Принесший незаслуженное спасение или очередной сорт расправы.
Еще не финал?
|
|
|
|
 |
|
 |
|
Департамент ничегонеделания Смолки© |
