ПРОРОЧИЦА

Южные штаты не вдохновляли. В густом, как сметана, свете тени ложатся неправильно – слишком толстые щеки, глаза щелочками, нос будто проваливается. Пожалуй, для Виктуар последнее обстоятельство к лучшему, носик длинноват. Хороший хирург укоротит, но вначале они должны выбраться из захолустья. Избавиться от цикад, бабочек, запаха вспотевших на жаре хлопкоробов, дешевого кукурузного виски и полевых цветов. Нахальных, лезущих всюду – надоедливыми стеблями в открытое поутру окно, щекотными прикосновениями к лодыжкам во время прогулок. Эмма досадливо переступила через очередной наглый куст чего-то ядовито-голубого. Оглянулась на плавящийся в знойной дымке холм и дом с белыми колоннами. Ничего особенного, колониальный стиль, но на холме, конечно, прохладней. К тому же там есть слуги, нормальная ванна, тонкие ломтики ветчины к обеду, а хозяева потеснятся. Она еще не решила, внушить ли владельцам мысль о продаже или о дарственной дальней родственнице. Чтобы обеспечить надежное убежище, следует присмотреться, иначе доброжелатели из прошлого ее мигом вычислят. И отберут Виктуар.

Девушка скакала по цветочной дряни, некрасиво взбрыкивая ногами. Сколько еще понадобиться внушений? Всегда, даже наедине с собой, в приступе желудочных колик, при смерти, ты должна вести себя так, точно на тебя смотрит сотня мужчин и тысяча соперниц. Всегда. Исключений не предусмотрено.

– Эмма! – девушка обернулась к ней, помахала сорванной веткой. – Тетя Эмма! Кажется, я уже видела такой луг… гуляла… с кем-то… с женщиной и мальчиком. Почему я не могу вспомнить?

Виктуар пнула цветы, бросила ветку. Вот на что похожи манеры ее ученицы – на глупые выходки Мистик. Недопустимо вульгарно. Прежде бы она сказала: ни один мужчина не увлечется женщиной, корчащей рожи, закатывающей скандалы, пытающейся диктовать условия. Леншер, в сущности, не в счет, однако он спит с синей гарпией. И, о боже, считает ее самой сексуальной любовницей, какие ему только попадались. Кончено. Она наконец-то избавилась от мужчин, от их странных фантазий и эгоистичных желаний. Но, чтобы воспитать по-настоящему свободную женщину, нужно вначале дать ей в руки безотказное оружие и научить им пользоваться. Похоть и лесть. Лесть и похоть. Залог успеха.

– Дорогая, мы все гуляли по лугам, и, разумеется, в чьем-то обществе.

Эмма не собиралась становиться ворчливой гувернанткой. Нотациями ничего не поправишь, но, когда Виктуар уснет, порция внушений ей обеспечена.

– Нет! Это не просто ассоциация, я помню! – девушка, словно устыдившись грубости, подобрала ветку. Слишком много ненужных движений. – Помню… и не помню. Тетя Эмма, там была женщина, очень добрая, она любила меня… мальчик играл со мной в догонялки. Мы бегали, веселились…

Пора это прекратить. Эмма подошла к ученице, прищурилась. Забыть мать и брата тяжело, особенно если семья любила тебя, и впрямь любила, а не пыталась извлечь выгоду из «странного» ребенка.

– Я же говорила: ты болела, менингит, потеря памяти. Там, где вы жили, люди жестоко страдали от холода, врачи радовались, что спасли хотя бы тебя… Флоранс, твоя бедная мама, моя несчастная сестра, хотела, чтобы я забрала тебя, когда ее не станет, – из-за уникальной мутации влиять на сознание гораздо сложнее, Эмму замутило, – но ты не должна рассказывать о перенесенных бедах. Никому не нравится слушать о болезнях и смерти.

Долговременные иллюзии в ее случае – огромный риск. Затем она и затеяла тот эксперимент со Школой Ксавье. Понаблюдать вблизи, как возомнивший о себе невесть что профессор проделывает невероятные трюки. Смешно, выяснилось, что Чарльз никогда даже не пытался внушить понравившейся женщине нечто более пикантное, чем симпатия к себе. Мог бы заставить представлять себя скроенным, как греческий бог, призером национального первенства, Элвисом Пресли, неотразимым Бобби Кеннеди, хоть марсианином. Непостижимый человек. Она сделала бы для него исключение, внесла в тощую папку с этикеткой «Мужчины, достойные уважения», но Ксавье тоже использовал ее. К Эмме Фрост спаситель хомо сапиенс был равнодушен, ему требовался телепат – сторонник в драке с правительством и Леншером.

– Вы мне не помогаете, мисс Эмма, – девица ощетинилась репейником, каких на поле в изобилии, – я не представляю себя в снегах, в шубе и шапке. Не вижу маму больной. Она играла в теннис, водила машину… и вас я не помню!

Зеленые, как сама юность, глаза вдруг расширились. Ученица отшатнулась, вспыхнули пятна на щеках. Скандал на виду у всех, посреди проклятого луга.

– Виктуар, веди себя прилично. Обсудим все дома.

– Я не Виктуар! – ученица занесла ветку, точно для удара. – Меня зовут Дженни! Дженни Бейтс.

Противно заныло там, где в кожу врезался корсет. Эмма стиснула кулаки, вонзая ногти в ладони.

– Забудь!

От страха она перестаралась – дурочка рухнула в траву, как подкошенная. Надо избавиться от этих ботанических образов… Эмма наклонилась, потянула воротник скромной блузки. В алмазной форме она могла бы подкинуть Виктуар вверх и поймать, но тут наверняка найдутся свидетели. Вон двое свинопасов, хлопкоробов, или кто они там… вытаращились, точно на пожар.

– Господа, не поможете перенести мою племянницу в дом? – хорошо еще, не придется платить за услугу, денег мало. – Ей стало дурно.

****

Убогая комнатенка в хибаре, годящейся для дешевой проститутки. Ангел, например. Мужчина, променявший Эмму Фрост на стриптизершу, заслуживает дырки в черепе. Себастьян очаровательно покупался на лесть, считал себя непогрешимей старичка в тиаре и стоил сожалений не более, чем его провалившиеся планы. Вначале ей даже показалось, что ставки Леншера выше, хотя б потому, что он прикончил этого неудачника и не старался затащить Эмму в постель. Даже крупица веры приводит в загаженные нужники –  пора бы уяснить.

Здесь и электричества нет. Чтобы зажечь лампу, надо открывать грязные склянки с маслом, отвинчивать колпачки… ладно, ради Виктуар она это проделает. Девушка сидела на их общей постели, по-восточному скрестив ноги. Поза не слишком элегантная, но с перчинкой, подходит с давним партнером, пожалуй – подогреет остывающую страсть.

– Тетя Эмма, расскажи мне о доме. Ну, как вы росли вместе с мамой.

Эмма невольно вздрогнула. Рассказать о доме? В местечке, где она родилась, верили в волшебство ровно до прихода немцев. Потому еще Леншер ей, скорее, понравился – они оба пережили войну. Но еврею повезло больше, чем дочери английского авантюриста. Отец, сообразив, что судьба наградила его «увечной» наследницей, не побежал к психиатрам, отнюдь. Телепат сгодится для побед за карточным столом, удачных ставок на бегах и прочих мелочных афер. Когда жулика арестовала немецкая разведка, он продал дочь импозантным, каменно сдержанным скотам в мундирах. И если Леншер думал, что только у него есть поводы для мести… Клаус Шмидт, милый, внимательный Себастьян спас ее, научил полностью использовать талант, как она сама сейчас спасает и учит Виктуар. Глупышка не представляет, во что превращается существование мутанта среди обычных, добропорядочных людей.

– Договорились, я побалую тебя воспоминаниями. Но вначале урок.

Девушка протянула раскрытую ладонь к лампе, собирая тусклые лучи. Удивительно, этот музейный экспонат не раздражает Виктуар. Ученица откинула со лба прядь светло-русых волос – надо бы позолотить корни, но и это подождет до салонов Нью-Йорка. Выпрямилась, показывая округлую грудь. Зеленоглазая, пышнокудрая, с изумительной фигурой, свежая, как ранний снег… Эмма тщательно выбирала свою первую последовательницу. Ум, способности, зачатки воли – и красота. Для некрасивой женщины любой дар превращается в мучение, не будь дочка провинциальных адвокатов столь привлекательной, ей бы лучше прозябать там, откуда Эмма украла ее. Острый носик вполне можно подкорректировать, а в остальном Виктуар поспорит с признанной красавицей Джекки[1].

– Уютный свет, правда, тетя? – мерцающие лучи переливались в растопыренных пальцах. В будущем Виктуар научится удерживать энергию изящней. – Как далеко раскинем сеть?

Я хочу знать, получится ли у меня создать свою школу, новое учение. Хочу знать, примут ли мои идеи другие, а если не примут, смогу ли я защититься от них? От Магнето и от Ксавье, что мягко стелет, только Эмма предпочла б открытый бой со своим несостоявшимся любовником, чем изысканные маневры их общего врага. Смогу ли почувствовать себя в безопасности? Останови-ка полет воображения. Не пройдет и пары лет, как Виктуар назовут иным именем, блестящим и грозным. Сивиллой или Норной. Лишь бы не Кассандрой[2], а если они будут отвлекаться на пустяки, то девочка никогда не заглянет дальше нескольких недель.

– На прошлом занятии ты предсказала дождь и рождение двойни у жены зеленщика. Отлично, – Эмма предпочла бы прогнозы значительней, но пока Виктуар улавливала те события, участники которых находились поблизости от нее, – попробуем узнать, когда мы уберемся из этой дыры.

– Когда ты уговоришь хозяев дома на холме пустить нас?

Девочка сосредоточенно раскручивала сотканную из света пряжу. Глупышка стремительно умнеет. Эмма не сообщала ученице, что способна внушать мысли, а не только их читать. Значит, та догадалась самостоятельно.

– Вот и определи: не прибежит ли хозяевам на помощь чрезмерно ревностный служитель закона?

Виктуар встряхнула кистью – золотая сеть закрыла комнатенку, занавесила радужной кисеей. Тонкие ниточки дергались, пересекались и спутывались. Ученица закрыла глаза, полные губы сложились трубочкой. Тень прошла по лицу, превращая девичьи черты в маску идола. При каждой метаморфозе Эмма останавливала себя – потрогать бронзовый узор на скулах и веках казалось кощунством. Она видит чудо, великое, непостижимое. Здесь не место праздному любопытству. Как же ей понятен Себастьян с его безумным стремлением вытащить дар из потаенных уголков разума и тела, превратить слабого человека в отражение таланта. Просто Эмма собиралась использовать достигнутое иначе. Преимущество женщин в созидании, мужчины уже достаточно разрушили.

Гулкий, сдавленный голос совершенно не походил на привычный щебет Виктуар. Девушка не была собой, точнее, в эти мгновения она обретала истинную себя. Губы пророчицы не двигались, звук шел из ниоткуда – будто говорят воздух, время и свет. Бронзовая маска дрогнула, скрючились покрывшиеся неведомыми письменами руки.

– Они придут. Трое. Нет, двое. Вначале двое. Красный и… страшный! Кровь. На них кровь.

Пророчица изогнулась на ложе, потянула золотую сеть. Завеса истончалась, нити свились в клубок.

– Красный страшному не позволит! Защитит. Придет еще один. Нет, не придет – он не может ходить. Заберет. Заберет туда, где играют дети.

Сеть исчезла. Виктуар уронила руки на колени, письмена стекали с кожи, точно смытые водой. Маска стерлась, возвращая нежность юности. Девушка повела плечами, медленно скрутила в жгут растрепавшиеся волосы.

– Тетя Эмма, – голос обычный, немного хрипловатый, – у меня получилось? Мы переедем в дом на холме?     

Эмма оглушенно молчала. Эти твари не отнимут у нее Виктуар! Ни Ксавье, ни Магнето, никто из подлых дураков, считающих себя любимыми детьми господа. 

– Да. Конечно, у тебя получилось, – не стоит пугать девочку. Если «красный и страшный» явятся скоро, уж она позаботиться об отпоре. От «не умеющего ходить» избавиться куда труднее. – Ты умница, Виктуар. А теперь пора принимать ванну и ложиться спать.

Великие замыслы и могущественные враги отступают перед необходимостью таскать тяжеленные ведра, греть на чугунной печке воду, наполнять мерзкие гремящие тазы. Эмма кивнула ученице, вышла, вслушиваясь в скрип рассохшейся двери. «Красный защитит» – глупости, ее никто никогда не защищал без выгоды для себя или желания насладиться ласками, а какая Азазелю польза спасать двух загнанных в угол женщин?

Ведра стояли у колонки – пустые, докучливо банальные. Эмма навалилась на длинную ручку всем весом, зажурчала вода… сразу заболели плечи, свело запястья. Она могла бы сменить облик, но в тоскливом городишке полно любопытных, подглядывающих из-за забора за соседями. «Красный не позволит». Азазель сцепился с Шоу, когда тот не спешил выручать ее из тюрьмы ЦРУ, позже разузнал, где держат арестованную, и навел Леншера – это она подсмотрела в мыслях «красного». Но рассориться с боссом совсем – на такое он не решится, ибо с его внешностью податься вовсе некуда. Вот только пророчица ни разу не ошиблась, все ее предсказания сбывались, пусть прежде и касались сущих пустяков.

Эмма отставила противно колыхающееся ведро в сторону, стряхнула с пальцев грязные капли. Чушь. Им с Виктуар не требуются защитники. Она столкнет лбами Ксавье и Леншера, понаблюдает, как они справятся с тем, что испытывают друг к другу. То-то будет зрелище.

****

Кособокий домишко в заросшем кустарником овраге, Виктуар возится со скромным завтраком около чадящей печки, хозяйка – в открытом, почти пастушеском платье – ждет на крыльце гостей. Прелестная пастораль. Не опасные преступницы, не бросившие вызов соперницы – несчастные, одинокие жертвы несправедливого мира. Мужчины так падки на символы женского ничтожества.

Едва ли маршал Монтгомери позавидовал бы ее стратегии обороны, но иной у Эммы не имелось. Просчитывая наспех слепленную «диспозицию», она пришла к крайне неприятному выводу. Именно неверие в собственную способность вести игру с дальним прицелом когда-то пристегнуло ее к брюкам и долго не позволяло освободиться. Мужчины вечно носятся с грандиозными прожектами, теряют из-за них сон и аппетит, потому они умеют воевать. Удел женщины – послушание, закрепленные навсегда вторые роли. Так ей втолковывала английская гувернантка, и, повзрослев, Эмма покорно впитывала замысловатые идеи мужчин и даже, насмехаясь в тайне, боролась за них. Потомок Адама, наделенный храбростью хватать судьбу за глотку, победит, и она встанет за его плечом – соратница, помощница, оберегаемая и желанная.

Отец был пьяницей и аферистом, она прятала деньги, чтобы он не растранжирил последнее, забирала его из баров и строила глазки полицейским, умоляя отпустить «дорогого папочку». Она презирала его и любила, как и Себастьяна после. Ей не дано изобрести нечто важное, значительное – скрытый изъян, карточный домик, годы ушли, прежде чем он рассыпался. Новый покровитель вытащил ее из тюрьмы, и, глядя в серые, зимние глаза, Эмма улыбалась и привычно составляла свой маленький заговор. Она превзойдет увлеченностью и исполнительностью всех прочих, выставит из его постели неопытную нахалку, поможет расправиться с Ксавье. Разумеется, Леншер оценит – куда он денется? При первом же разговоре наедине она прочла его, как налоговую декларацию, и примерно с тем же чувством. Ошибись – и покровитель переступит через тебя, сомнет любого, кроме, пожалуй, этого недужного пацифиста. Его Леншер вначале всласть истерзает. Новый босс не страдал манией стереть с лица земли человечество, отличался куда большей гибкостью, но суть его поступков отдавала знакомой, затхлой обреченностью. Магнето строил будущее на мусорной куче, а Эмма видела в мечтах если не цветущий сад, то аккуратную клумбу с редчайшими экземплярами. Тотальное несоответствие. Впервые Эмма не ограничилась насмешками и манипуляциями – она ушла.

Избавиться от комплекса подмастерья творца – только полдела. К ремеслу Пигмалиона Эмма приступила основательно, избрав для старта тот приют для убогих, который Ксавье называл школой одаренных детей. Боже, упрямое стремление Леншера оградить себя и себе подобных от примитивных и надоедливых людей она хотя бы понимала, как поняла и исступление, охватывающее того при упоминании заклятого друга. О, Магнето тщательно прятал странные реакции, но еще прежде, чем его мысли открывались перед ней, Эмма отмечала по-звериному сузившиеся зрачки. Разве можно не впадать в бешенство, если твой брат носится с чужаками, точно священник с распятием? Искреннее нежелание Ксавье замечать то, что отделяло их от людей, в пять минут довело Эмму до утраты вежливости. Профессор Икс врал своим ученикам, врал бесконечно! Собирал никуда не годных сопляков, возился с ними, внушая, что пустяковая мутация равна телепатии или умению ходить сквозь стены. И, в свою очередь, каждый мутант равен какому-нибудь разносчику пиццы, горничной в мотеле, полисмену на углу, тысячам, миллионам никчемных созданий, что умрут в безвестности. Великая американская иллюзия на марше, но Эмма родилась в другом полушарии и однажды уже лицезрела, какими темпами марширует истинное превосходство.

Что станется с мальчишками и девчонками, воспитанными в оранжерее Школы, едва те выйдут за порог? Директор улыбался одними губами, отшучивался и опускал между ними занавес куда железней советского. Что ж, если праведнику начхать на своих питомцев, то ей тем паче. Среди студентов не обнаружилось никого достойного, потому Эмма испарилась тихо, постаравшись оставить о себе не слишком злую память. Опыт окрылил и напугал разом. Она учтет оплошность Ксавье и позаботится, чтобы никто не превратил Виктуар в штампованную болванку. Будущее их вида не в подавлении хомо сапиенс, как убеждал Магнето, – в возвышении мутантов. По песчинке, по камешку соберется мозаика подлинно высших, тех избранных, чей дар поведет за собой толпу.

Если, конечно, она и ее ученица не умрут сегодня. На кромке оврага южный ветерок раскачивал лепестки мелких цветов – бело-голубой бриз. Эмма не слышала шума двигателя, не слышала вообще ничего, кроме позвякивания ложки о миску, в которой ученица взбалтывала омлет. Но зачем, собственно, Магнето являться в это захолустье на машине, когда есть другой транспорт? Еврей разбирался во внешних эффектах не хуже бывшего нациста.

– Виктуар, сейчас сюда придут. Сиди смирно, не привлекай внимание.

Девушка безмятежно задрала носик, похлопала ресницами. Трогательный одуванчик воображает, что ее свежесть очарует любого. Может, все же стоило бежать?

– Я бы поговорила с ними, тетя. Что плохого мы им сделали? Ведь ничего, правда?

Злость встряхнула Эмму от завитков тщательно уложенных волос до носков продуманно узких туфель. Ты – никто. Меньше, чем никто, просто приложение к мордашке, телу и таланту. Никому не интересная девчонка, плоть от плоти пыльных городишек. Школа, колледж, свидания с прыщавым юнцом на заднем сидении подержанной машины, замужество, дети, штакетник и омлет на завтрак – вот что такое Дженни Бейтс, вознамерившаяся кокетничать с врагами Королевы. Случись мне умереть в этом овраге, и они растопчут тебя. Молись на пророчицу, живущую в никчемной тушке, дар – твое единственное сокровище…

– Тетя Эмма!

Узрев Азазеля, еще не так заорешь, и все равно Эмма поморщилась. Визжать надо при появлении Магнето, а лучше вообще оставить эмоции при себе. Погасли рубиновые огоньки, ветер отнес легкий дымок наверх, и гости разжали руки. Имидж клуба при этом извращенце не тускнеет, милый Себастьян бы порадовался. Глухие, застегнутые под самый подбородок, костюмы, черный и серо-стальной, ничего лишнего, вульгарного. Только Леншер рядом с красным смотрится каким-то неприкаянным привидением – едва заметная щетина отливает синевой, и плещется муть в глазах. Нелегко ухватить тысячу дел, а Мистик добавляет неурядиц… и Леншер без шлема. Женщины, достойные своего имени, не чертыхаются, но Эмма выругалась, ну, почти. Почему он явился беззащитным?

Виктуар уже не визжала, но Азазель неуловимо-быстро обернулся в ее сторону. Обычная проверка боевика, ничего страшного. Без приказа красный не тронет и щенка, он давно устал от смертей – крошечный разгаданный секрет, а Леншер и не взглянул на незнакомую девицу. Азазель наклонил голову, встряхивая иглами дикобраза, по ошибке названными прической. Вначале их знакомства у нее руки чесались пригладить этот сюрреализм, потом она поняла его дикое совершенство. «Демон, – шутил Себастьян, – до кончиков кривых ногтей прирученный демон». Над широкими бровями собрались венчиком морщинки: «Какого черта ты не удрала, Королева?»

Бегство было б весьма приемлемым, охоться за ней кто-нибудь другой – братья отыщут свою сестру везде, и ей надоело заметать следы. Кажется, Азазель согласился, между темных губ блеснула белизна.

– Приятное местечко, Эмма, – Леншер странно растягивал слова, и у нее закололо под ложечкой. Что с ним – похмелье, болезнь, беда? Гарпия оцарапала шершавыми бедрами? Его мысли недоступны, а шлема нет. – Вытаскивание тебя из передряг входит у меня в привычку. И не скажу, что вредную.

Он протянул к ней руку в перчатке, словно приглашая на прогулку. Леншеру так нужен телепат на сворке, что он спустит ей прямое покушение на свою драгоценную персону, как уже спустил однажды. Прости, дорогой, в нашей изящной интермедии тебе досталась роль статиста, подождем, пока заполнится партер, и приступим. По сценарию полагался другой реквизит, но это сущая ерунда.

– Предлагаю вернуться к сотрудничеству, – он все же нервничает, а на всей земле только два человека приводили это воплощение бесстрастия в волнение, и один из них мертв. Зато другой торопится сюда. – Мы изменим условия. Тебе хочется привилегий? Ты их получишь. Лучшее из того, что у меня есть. Есть у нас.

О да, братство мутантов всех уравнивает, но Леншеру демагогия Ксавье совершенно не идет.

– Ты наберешь гарем или объявишь целибат? Чтобы ни капли, гхм, привилегий не ушло вне очереди, – Эмма спохватилась, в конце концов, это пошлость. – Извини, Эрик. Я не пойду с тобой, у меня иные планы.

Он как будто ждал отказа. Грубость была намеренной, как и презрительно приподнятые уголки губ, но Леншер чересчур быстро купился. Кто-то разозлил его раньше, осталось подогреть.

– Поиграем в «задуши меня», мисс Ледышка? – Магнето провел ладонью по воздуху, гулко отозвалась ржавая крыша. Притаившаяся под навесом Виктуар сдавленно пискнула. – Я редко подставляюсь, и ты свой шанс давно упустила.

Все идет по сценарию, но партер по-прежнему пуст. Ксавье отменно выучился блокировать ее, и теперь сонное послеобеденное марево прячет его приближение. Где же ты, тот, для кого затеяно представление? Если Магнето попробует раскатать их в лист фольги, она обернется алмазом и прикроет Виктуар, но удачи хватит ненадолго.

Азазель отвернулся от напуганной девчонки. Редчайшее зрелище – демон, готовящийся изречь тираду.

– Мы так не договаривались, – не угроза, просто констатация. Непоказная гордость – Шоу тоже впечатлялся, – ты можешь насильно притащить Королеву к нам, но тогда сбегут остальные. Жить под боком у взбесившегося телепата… ну, на меня не рассчитывай.

Леншер хорошо отслеживает баланс сил, иначе бы Себастьян до сих пор забавлялся с атомными бомбами. Азазель сделал ставку на разум, похвально, но Леншера так просто не переубедить.

– Телепаты не бывают карманными, – не его фраза, хотя, кто разберет, до чего дошла их близость с Ксавье, – но бывают… черт побери, ужасно своевременными!

Сверху посыпались камешки, Виктуар пискнула вновь. Давешние свинопасы –  сезонные рабочие, что снимали лачугу по соседству, – осторожно несли ценный груз, пробуя путь метровыми сапожищами. Конечно, профессор побеспокоился об удобствах, кресло не уронят.

– Магнето?..

Красный хвост стегнул траву. Азазель столкнет носильщиков с дорожки в доли секунды, но босс придерживается иного мнения. На виске у Леншера набухла вена. Прошлое, становясь будущим, убивает настоящее, Эмма знала, как это тяжело.

Свинопасы шагали в лад, точно Ксавье тренировал их неделями. Спустили ношу вниз, аккуратно выровняли колеса. Праведный директор пансиона для беспризорников улыбнулся так, словно добивался победы на конкурсе «перещеголяй солнце».

– Благодарю, господа, – доллары перешли из кармана вязаного свитера в мозолистые «черпаки», – можете нас оставить. 

Эмме случалось оказаться под лавиной – схожие ощущения. Прежде чем свинопасы вскарабкались по крутому склону, ей пришлось выдохнуть трижды – слишком много чужих эмоций. Пару часов назад Азазель смотрел в окошко придорожного кафе, а Ксавье и Леншер сидели напротив друг друга. Клетчатая занавеска закрывала лица, и красный видел только столкнувшиеся на сахарнице пальцы. Не встреча на Эльбе –  скорее штурм Зееловских высот[3], в ход пущены все ресурсы, торжество тает в непримиримых спорах.

Профессор стряхнул с колен желтую пыль, выпрямился в своей каталке и наградил Леншера взглядом, от которого молоко свернется. Отголосок впустую поставленного ультиматума – эту партию никому из них не выиграть, и поделом, нечего игнорировать объект дележки. Эмма выдала гримаску из золотого фонда флирта и приготовилась к недолгому прологу.

– Я прошу у вас прощения, – Ксавье обращался к ней, к ней одной, отрезав прочих. Раскрытый приемчик его очарования. Хитрец дает почувствовать себя особенным и после вьет веревки. – Как хозяин я был чудовищно груб, как мужчина – недопустимо невнимателен. Как друг – и вовсе идиот. Возвращайтесь, Эмма, я все исправлю. Разумеется, приглашение касается и… мисс, меня зовут Чарльз Ксавье.

– Моя племянница Виктуар.

Кажется, или она, Эмма Фрост, лепечет, точно гимназистка? Профессор Икс назвал ее другом – воистину «ужасно своевременно». Серебряная тень прошла по траве, алмазные ступни утонули в мягкой, теплой земле. Ксавье прочел достаточно, а лирику следует удавить в зародыше. Эрик Леншер мог бы многое поведать о том, как главный святоша сообщества мутантов понимает слово «дружба», вот и ей не стоит обольщаться.

– Племянница… Эмма, да вы… – о, до чего же приятно видеть Ксавье сбитым с толку! Зависть – людской рудимент, но этот счастливчик определенно обладает даром вытаскивать наружу прочно забытое.

– Да, – алмазная форма всегда придавала ей уверенности, а еще грации, и кивок вышел весьма элегантным, – простите, что повторяюсь: моя племянница Виктуар. Славная девушка, совершенно обычная.

А счастливчик-то будто постарел разом на десяток лет. В том-то и беда – жизнь представлялась богачу, сынку богачей, чрезмерно светлой и ясной, потому сейчас в ней слишком много тьмы. Он не обнародует душераздирающую повесть о монстре, укравшем пророчицу из родного дома, внушившем невинной девице ложные воспоминания о смерти семьи и доброй тетке. Промолчит, потому что Леншер не должен понять. Самодовольство превращает мужчин в слепцов, они мнят себя завоевателями и защитниками и не замечают женских ухищрений.

– Чарльз, – идеал недостижим, ее улыбка в алмазном воплощении теряет львиную долю нежной уязвимости, – эти господа пришли, чтобы забрать меня. Неужели вы допустите?

Интересно, способно ли прикончить омерзение телепата? Глупо, но Эмма чувствовала себя отравленной – дружба кончилась, не начавшись.

– Эрик, мы обязаны уйти. Оставить эту… женщину в ее уединении, – теперь Ксавье переключил вектор на Леншера, и тот передернулся, словно стряхивая одуряющий гипноз.

– Тебе не нужно защищаться от властей, они на тебя не нападают, Чарльз, – Леншер вытащил руку из кармана брюк, будто раздумывая, покрутил кистью, – телепат против людишек незаменим, особенно, если не хочешь лить кровь.

– Но мисс Фрост не намерена возвращаться к вам, – рот Ксавье кривился от страха – страха за Виктуар, Эмму праведник уже списал. – И на что тебе девочка? Она человек!

– Племянницу забери себе. Мы уйдем только вместе с Эммой, а ты подождешь в сторонке.

Рубящий удар ладонью отозвался вибрацией. Заскрипели колеса, коляску потащило по траве. Магнето вполне мог вмазать кресло в склон оврага на скорости летящей пули, но удержался. Эмма знала  почему, хотя предпочла бы неведение. После очередного налета их братско-сестринская компания отсиживалась в красивом особняке под Вашингтоном, заперев хозяев в дальних комнатах. Риптайд крутил полицейскую волну, Ангел терзала телевизор, Мистик дулась, Азазель и Леншер затеяли игру в «русские карты». Примитивнейшие правила, но игроков обуял азарт, и Эмма решила принести джентльменам выпивку. Она колдовала над коктейлями, когда Леншер снял шлем, небрежно взъерошил вспотевшие волосы. Склонился над каминной доской и замер. Камин, теплая ласка огня, темная растрепанная шевелюра, жесткий ворс ковра натирает кожу, останутся следы –  Чарльз будет рассматривать их перед зеркалом и засмеется гортанно… Эмма выронила бокал и приняла очевидное. Прелестная война, где обе стороны стремятся к поражению.

С ней Магнето интимные воспоминания не связывают. Его прикосновение, точно зубы зверя, вгрызается в гладко-прозрачную кожу.

– Выбирай правильно, Эмма, – говорит отрывисто, вверчивает в мозг шурупы, – мы еще потолкуем, а пока ты идешь с нами. Учти, у нас под ногами залежи меди – людям бы понравилось, да они не в курсе! Миллиарды прожорливых частиц. Представь, что они сделают с тобой, если ты туда провалишься?

Способ казни под стать оригиналу, что любит мужчин и синих женщин. Сценарий дал сбой, ибо по ее предположениям, Ксавье давно должен пресечь насилие над беспомощными овечками.

Свистнул рассеченный воздух, тонкий хвост цвета выдержанной ржавчины начертил петлю. Острое навершие ткнулось в обнаженное горло, Леншер дернул серый воротник. Не отшатнулся, отступать ему некуда – демон стоит за спиной.

– Он не металлический, – потрясающая лаконичность, – я бы не рисковал.     

Глаза Азазеля будто электрические лампы в операционной – слепящие огни на фоне туннеля, ведущего в никуда. Почему она раньше не замечала? Зазвенела отброшенная миска, запахло свежими яйцами, густым кленовым сиропом. Край цветастого платья мелькнул и пропал – девчонка выскочила на середину двора, а у Магнето слишком широкие плечи, не разглядишь…

– Тетя Эмма! Пусть они уберутся!

Эмма хотела закричать, но рот пересох. Бедняжка Виктуар, о ней все забыли, кроме Ксавье, что смазанным, незаметным движением упер пальцы в висок. Ученица упала на колени, запрокинула светловолосую голову, и Эмма обрела голос:

– Прекрати! Это опасно!

Кто же, встретив пророчицу, не попробует забрать сокровище себе? Они лишат ее всего: смысла, веры в удачное начало, лучшей – единственной – ученицы. Виктуар выгнулась так сильно, что казалось, ребра проткнут платье и треснет позвоночник. Скрюченные руки тянулись к небу, к чистым, сияющим лучам. Солнце в зените, свет льется вниз, собирается сверкающей вязью, плетет золотые нити. Пряжа натянулась в растопыренных пальцах, Виктуар качнулась вперед, и сеть накрыла их. Свинопасы на холме закрылись грязными рукавами, Леншер зажмурился, и только Азазель не отвернулся.

Письмена текли по дрожащему телу, ядовитыми пауками ползли по Виктуар и, достигнув лица, потемнели, запеклись коркой. Чернота, маслянистая, точно нефть, хлынула в рот, залила бронзовую маску, навсегда скрыв волшебные узоры. Когда говорят небеса и солнце, смертные молчат. Они и молчали, и стук четырех сердец гремел у Эммы в ушах.

– Вы узнаете, мир померкнет для вас. Красный, ты не отыщешь дом, будешь вечно блуждать. Страшный, все, что ты сделал, будет уничтожено тобой. Победитель, ты не увидишь свершенного. Сестра, ты заледенеешь. Любовь родится из огня.

Задыхаясь, пророчица колотила кулаками по траве, черное хлестало из нее, вырывалось хрипом, надрывным кашлем:

– Любовь родится из огня. Любовь родится из огня. Огонь сожжет и воскресит. Сожжет и воскресит.      

Пророчица перевернулась на спину, дрогнула и затихла. Девичий облик вернулся, но чернота задушила Виктуар.

– Она умерла, – пробормотала Эмма и оглохла от собственного шепота. Соль смочила ей язык, теперь можно кричать, а она стоит тут, среди двуногих тварей, убивших ее девочку, и…  красные руки удержали от падения. Они ей и проститься не дадут?

– Погоди, Королева.

Азазель встал над лежащей девушкой, и Эмма вдавила ногти в запястье, запоздало осознав боль. Жаль, что чувства не бывают алмазными и их не сменишь так легко, как граненую оболочку.

Красный пел – негромко, на едва доступных слуху нотах. Бессмысленный перебор гласных звучал, как погребальный речитатив, как песня смерти. Азазель отпевает девушку, которую раньше никогда не видел? Безумие, и она тоже сошла с ума, раз спокойно наблюдает за этим. Красный вытянулся в струну, согнулся резко и заорал прямо в покрытые черным налетом губы:

– Аэо!

Низкая, точно ропот моря, шумовая волна ударила в склон оврага, покатилась назад. Виктуар шевельнулась, напряглась грудь под порванным, испачканным корсажем. Заклинание. Азазель – демонское отродье, Шоу никогда не сомневался…

– Это не заклинание, – голос Ксавье был таким, словно бы к жизни вернули его самого, – особая форма звука, акустический парадокс. Часть способностей, до поры скрытая за ненадобностью. Ты ведь не знал, Азазель?

– Весьма ценная информация, – Леншер сухо хмыкнул, отпустил плечо Эммы. Выше локтя наливался багровым кровоподтек.

Прочь с дороги, железная глыба. Эмма отпихнула Магнето, туфли мешали бежать, и она почти рухнула возле Виктуар. Подолом платья вытерла черные потеки. Привязанность к обучаемым все портит – Себастьян внушил ей нехитрую истину, когда впервые отослал, будто прислугу, но она не затвердила урок.

– Тетя Эмма, – зеленые, как осока, глазищи таращились на нее, – ты мне не тетя.

Эмма поперхнулась смехом, торопливо зажала подол в кулаке. Она не отпустит Виктуар растрепанной и замурзанной, а там пусть делают, что хотят. Позади тихонько заскрипело, мужская рука протянула ей платок. Только бы пророчество сбылось, и вы хлебнули полной чашей… пятно рядом с остреньким носом никак не оттирается, черт, вот же черт.

– Эмма сказала, что моей мамы нет! И брата нет! – надо отдать дурочке должное, другие на ее месте вопили бы куда отчаянней. – Зачем ты мне врала? Я бы и так с тобой поехала, отпросилась у мамы… она не стала б возражать! Моя мама умная.

Ксавье вознамерился похлопать Виктуар по лодыжке, не дотянулся и потер висок. Эмма предостерегающе толкнула обод ближайшего колеса. Пусть профессор морочит деревенскую адвокатессу, мать девчонки, – вмешательство полиции для всех лишнее, – но Белая Королева защищает себя сама.

– Легкое внушение не повредит. Тебя зовут Дженни Бейтс, верно, девочка? – если «победитель» не заткнется, она приблизит исполнение предсказаний. – Я отвезу тебя домой. А потом предложу родителям отдать тебя в мою школу для необычных детей. Тебе у нас понравится.

– Спасибо, – глупышка доверчиво жмурилась, – но как же наши с Эммой занятия? Я пророчица. 

Воистину странная девчонка, она приживется в питомнике Ксавье среди таких же бесполезных отщепенцев. Спасенная из лап монстра юница поймала ладонь Эммы, потянула слабо.

– Я помню, чему ты меня учила, – Виктуар некрасиво шмыгнула носом, – без тебя я бы зубрила современную литературу, помирала со скуки и встречалась с Эндрю, а у него прыщи, и целоваться он не умеет… Ты говорила: не разменивай дар по мелочам. Я буду стараться. Приезжай, ладно?

Ну, это уже чересчур. Эмма отняла руку, поднялась, отряхивая платье:

– Постарайся не выглядеть, как заплаканный кролик, дорогая.

Надо переодеться, умыться, опять воду таскать – атавизм, сущее наказанье. Зато поможет не представлять Виктуар среди квохчущей провинциальной публики, недостойной даже стакан молока пророчице подать.

– Чарльз, зачем тебе проблемы? – Леншер подошел к коляске, разочарованно скривился. – Девица изрекла какую-то абракадабру, неужели ты впрямь веришь в предсказания будущего? Да еще столь невнятные. «Любовь родится из огня». Фраза из женских сериалов.

– А тебе не любопытно, что скрывается за этой фразой? Конечно, в нынешнем виде от пророчеств мало толку, талант нуждается в отшлифовке.

– Не любопытно. Я вырос из детских сказок.

Теоретики нашли друг друга, а ей пора собираться. Без Виктуар она быстро подберет себе приличный дом с ванной и садом. Прогулки, возня с летними букетами, вечерний чай… подходящие занятия, чтобы почистить перышки и подумать.

****

Ведра пришлось собирать по всему двору. Эмма расставила их у колонки, подмигнула темнеющему небу и нажала алмазным пальцем на ручку. Вода брызгала на платье, текла по голым ногам и пахла упущенными возможностями. За спиной постыло зашуршала трава – что им еще от нее нужно?

Азазель двигался немного неуклюже, будто Виктуар забрала часть его ловкости. Шрам на скуле собрался паутинкой, когда красный раздвинул губы в подобии извиняющейся ухмылки. Леншер явно отложил выволочку взбунтовавшемуся боевику – и, скорее всего, насовсем. Верность Азазеля не зависит от длины поводка, чтобы понять это, достаточно и зашоренных мозгов их предводителя. Однажды красный явился к Шоу, изрядно напугав его тогдашних любимцев, и с речистостью древнего спартанца предложил свои услуги. Себастьян посылал «черта» из резни в резню, Леншер поддержал традицию, но Азазель не спорил. Кровь его не пятнала, он дышал насилием, умудряясь оставаться чище младенца. Как-то ночью Эмма поймала картинку сна – красный задремал стоя, прижав тяжелую голову к косяку – и поспешила пройти мимо. Кожа его расы не случайно приняла апокалиптический оттенок, и телепат не желала вникать, отчего жидкость в людских венах никогда не покажется чужаку слишком горячей. И ее никогда не будет слишком много.

А теперь он мялся перед ней, будто неподвижность заставляла его нервничать.

– Девчонка тебе благодарна. Не бросай ее. И вообще… не убегай далеко, Королева.

Он не насытился короткой и бурной встречей, демонское отродье скучал без нее – непостижимо. Прежде Эмма не замечала за Азазелем склонности тосковать, ну, разве что по своим отточенным, как бритва, саблям.

– Почему?

– Девчонка сказала, мне не найти дом, да я и сам уже не ищу. Я один среди вас и, когда ты ушла, до конца это понял, – единственное существо, у которого мысли не расходятся со словами, чудо не менее удивительное, чем пророчества. – С тобой было… не так безумно.

«Я любил смотреть на тебя, Королева, потому что ты как сердце урагана, а там всегда спокойно. Мы все сумасшедшие – кто-то больше, кто-то меньше. У Магнето хватает точно отмеренного безумия, чтобы верить в наш хаос и управлять им, а я не хочу, и я устал».

– Не стану докучать тебе, просто не исчезай.

Его лицо походило на обтянутый ломким дерматином череп, на котором пьяный художник оставил бурые кляксы. Надо полагать, Азазель не пригласит ее в ресторан. Эмма кивнула.

– Через месяц на мосту Куинсборо. Не приведи с собой Леншера.

Красный щелкнул хвостом и подхватил с мокрой земли ведро.