СТЕКЛО

Я сразу нахожу его в вечерней мешанине образов и звуков. Поиск всегда легок, проще лишь отыскать то, чего потерять невозможно – мою собственную стезю. Он стоит на тротуаре, засунув руки в карманы этих странных сине-застиранных штанов, а толпа течет сквозь него. Как всегда, весь он – плоть от плоти разноголосицы и суеты, всем друг и брат, нужный и должный, банка пива в куртке, плохая еда в пакете, ухмылка на губах. Ярко-красное пятно света рекламного щита лежит точно на его правой скуле, левая пропадает в тенях. Большой город, запруженная людьми улица, огромная стеклянная витрина за спиной. Всего лишь человек, жалкая пылинка из мириада подобных, но я вечно возвращаюсь к нему и частенько поворачиваю вспять ту единственную дорогу, по которой должен идти. Не отклоняюсь и не возвращаюсь назад, нет, просто ставлю мироздание на дыбы, и если б не это существо, порожденное телом женщины, то мое послушание никогда б не нарушилось.

Мысли его просты. «Какого черта девка в желтом не подтянет юбку повыше?» А еще он раздумывает, влезет ли в ненасытный желудок четвертый за вечер гамбургер. Трет свободной ладонью стриженый затылок, пожимает плечами. Убийца на отдыхе. Гроза таящихся в закоулках тварей выбрался погулять. Он не умеет убивать стремительно и изящно, как те, кого я привык звать своими, но даже в грязи, поту и крови человек остается охотником. Даже сейчас, расслабленный и веселый, держится так, будто нападение последует в любую секунду. Поза не жертвы, но хищника. Его охотничья тропа – вот эти до отказа забитые улицы, тупики в темных дворах, где так просто промазать по цели и упустить добычу. И когда разящий меч уже поднят, человек не допустит колебаний. Смешно, но я вижу его в белых одеждах, со сверкающим клинком в руке, ибо предназначение убийцы не в мелочном копошении, но в славных битвах. Моих битвах. Я все себе выдумал, глядя на него, остается лишь фантазировать, потому что человека не выдернешь из потока двуногих созданий, как не оторвешь меня от навсегда избранной стези. Мы оба охотимся в ночи, по разные стороны миров, по разные стороны прозрачного стекла. Я мог бы одним движением перенести его туда, куда мне заблагорассудиться, но, очнувшись, он поднимет на меня прищуренные зеленые глаза, и я… скажем так, этот человек впервые заставил меня испытать стыд. Мне простительно было не понять, что такого они находят в любви, все вышедшие из чрева женщины, чтобы так сходить с ума, но мой великолепный хищник особенно зависим от сей силы. С маху отвергнув его корявые попытки объяснить мне таинство, я заставил сделать выбор… и он выбрал, конечно же, не меня. Ошибка терзала месяцами, пришлось рискнуть, отыскать человека, чтобы сказать:  я разгадал твою тайну. Ты любишь, как дышишь, как пьешь свой горький, воняющий пробками напиток, как вонзаешь зубы в плохо прожаренное мясо, как разишь из своего неточного и шумного оружия, как отнимаешь жизнь. И мы пересмотрим приоритеты, слышишь, упрямец? Ради тебя одного я опрокинул навзничь судьбу. Не потому, что ты такой выдающийся, просто за тобой великое знание и его правота. Дальше пойдем вместе. Разумеется, он меня не послушал и умчался один. И раз за разом я приходил к нему в тихих сумерках, смотрел, как он склоняется к ложбинке между грудями очередной красавицы. Отдается любви. То была не та любовь, о которой он орал мне в исступлении гнева, но человек будто б не ведал разницы. Закрыть собой распадающийся на части мир, принять его боль и страх и заставить женщину позабыть о рассвете – оба чувства для него едины. Давно поражение не обходилось мне так дорого. 

Что-то мелькает в плохо протертом стекле, скользящий силуэт на грани восприятия. Охотник вытягивается в струнку, сует правую руку под куртку. А я встаю за его спиной, внутри огромной витрины, отшвыривая мешающийся под ногами хлам. Люди слишком много значения придают своим побрякушкам. Научившись делать вещи, они потеряли способность смотреть и слышать – вещи стараются за них. Ночь прячет беду, но недолго осталось… человек, здесь опасно! Всякий раз мне хочется вытащить его из схватки, ибо тело так уязвимо… и всякий раз он доказывает мне, как умеет убивать. Если силуэт приблизится, я уберу стекло, снесу, словно преграды никогда не существовало, и мы окажемся рядом на заплеванном тротуаре. Он уже готов поднять оружие, но тень лишь краем задевает неон рекламы, на миг зачерняя цвета, и пропадает над крышами домов. Банальный блик света, а бой с тварью случится не сегодня. Завтра или через день охотник отыщет след… отчего ты сутулишься, человек? Схватка дала б тебе капельку любви, но теперь придется возвращаться туда, где ты оставил всю свою любовь и не нашел ответа. Дребезжащее прохладное стекло жжет мне пальцы, убери препятствие – и коснешься жесткого ежика волос. Но я не сделаю этого, ибо слишком хочу.

Человек оборачивается, делает короткий шаг – и вот замирает возле витрины, беспокойные глаза обшаривают каждый дюйм. Неужели?.. Одиночество подталкивает разум познавать неведомое, раз привычное дало трещину и ее не залечить. Исчезнуть, пропасть до следующей охоты, сейчас он повернется и уйдет – пить пиво, смотреть ящик с плоскими картинками, бессознательно выискивая тех, кому можно помочь, чтобы спасти свою душу от голодовки. Но человек ищет, ждет… или нет?.. Усталая усмешка решает за меня, я раскидываю руки и прижимаю ладони к стеклу. Если ответит… и отвечает, конечно же, он всегда все делает мне наперекор! Наши ладони распластаны на стекле, сквозь преграду я чувствую его смущение. Лапать витрину магазина, что может быть смешнее и обычней в этом городе, где вечером творятся куда более страшные чудеса? Его губы касаются стекла, собирая облако дыхания, и я осторожно провожу по ним пальцем. Человек никуда не пойдет со мной, обругает, призвав на помощь всех красавиц, которым так щедро раздаривал тепло – знание вдруг пробуждает во мне веселую удаль. Убийца просто гонится за миражом, ведь вечерняя охота сорвалась, оставив неутоленную жажду. И когда он поднимает руку, поглаживая там, где только что прижимались мои губы, я приказываю стеклу исчезнуть.