AniSkywalker
Драббл по "Бастарду"
II. "Тонкие пальцы смяли
листок..."
***
Тонкие пальцы смяли листок
бумаги. Глаза отказывались верить написанному, но, увы, четкие, чуть косые буквы
не давали шанса увильнуть. Да, именно так там и было сказано, именно об этом, о
том, что Дженнардо Форса весело проводил время в купальне с Акилле Ла Сентой.
Все подробности были тщательно прописаны, так же как и действия Ла Сенты во
время бунта солдат, как и его иные поступки.
Валентино ди Марко взял в руку
свечу, поднес бумагу к огню. Донесение вспыхнуло не сразу – плотная бумага
плохо горит, – но ди Марко упорно держал листок над огнем, и вскоре черные буквы
стали корчиться и исчезать в пламени. А Валентино казалась, что внутри него
что-то так же горит и сворачивается – и больно, больно так, что хочется
кричать. Пальцы обожгло, а он и не заметил, как лист догорел. Валентино выпустил
обрывок бумаги, тот спланировал на стол. Ди Марко зачем-то дотронулся рукой до
черных обгорелых кусочков, и те рассыпались в пепел от прикосновения. «Так и
рассыпается душа, – почему-то мелькнула мысль, – обгорелая душа. От одного
неловкого касания».
Валентино встал, прошелся
по комнате. Стены вдруг показались ему угрожающими, они надвинулись, пытаясь
сомкнуться, стиснуть его. Кардинал рванул дверь, выскочил из комнаты, из дома.
Только на улице он сообразил, что вышел без обычного кардинальского наряда.
Просто в штанах и рубашке, как любой простой горожанин. Да какая разница? Он
пошел бесцельно по улице, держась чуть в тени домов.
В голове не было ни одной
толковой мысли. Только какое-то судорожное, всхлипывающее слово: «Почему?» И не
было ответа. «Почему» – что? Почему Джино взял в любовники Ла Сенту? Почему его,
а не... Вот что терзало душу: почему не его, Валентино? И ответ был понятен:
потому что ди Марко никогда не пошел бы на это. Да, кардинал ди Марко не пошел
бы... А Тинчо? Тот мальчишка, который все еще жил в душе кардинала, мальчишка,
который так хотел, чтобы его любили? Чтобы его любил именно этот человек,
который предлагал ему... предлагал тело, но не сердце, не любовь. Дженнардо
хотел его, в этом нет сомнений, а еще он хотел Андзолетто, и Ла Сенту... и,
может, еще невесть кого. Похоть, только похоть – и ничего больше.
Валентино остановился в
каком-то глухом переулке, прижался лбом к стене, из горла рвались сдавленные
рыдания, это было не похоже, на человеческий плач, скорее на стон раненого
зверя.
– Почему, Джино? Почему?!
Почему ты не можешь любить?!
Он запрокинул голову к
небу. Ярко-синее, оно изливало вниз потоки солнечного света, освещая весь мир.
Мир, в котором не было места любви, только похоти.
Валентино сглотнул, вытер
сухие глаза, огляделся. Он стоял у выхода на базарную площадь. Там шумела толпа,
люди, те, кого он когда-то хотел вести к лучшей жизни, к свету. Мелькнула
шальная мысль бросить все, вот прямо сейчас выйти отсюда на площадь, затеряться
в толпе обычных людей, уйти и не возвращаться. В конце концов, мало ли
кардиналов в Италии? И все рвутся к власти, все хотят свергнуть папу, пусть и не
говорят об этом открыто, каждый видит себя в тиаре. А терновый венец не хотите?!
Тинчо рассмеялся почти
истерически. Всего один шаг – и кардинал ди Марко исчезнет, пропадет с лица
земли. И он будет свободен. Валентино шагнул на площадь...
Вечером в кабинет кардинала
ди Марко осторожно постучал один из слуг.
– Войдите.
– Звали, ваше
высокопреосвященство?
– Да. Подай мне вина.
Слуга удивился, но, ничего
не сказав, быстро поставил на стол бутылку вина и бокал.
– Иди.
Слуга вышел, а Валентино ди
Марко налил вина в бокал, осушил его одним глотком, наполнил следующий. Перо в
его руке проворно заскакало по бумаге. Кардинал писал ответ своему соглядатаю в
стане Ла Сенты.
|