Меню сайта
Разделы
Тексты [6]
Рецензии [13]
Фанфики [41]
Видео [2]
Поиск
Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 89
Вход

Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Главная » Файлы » Тексты

Смолка. Игры ривов. 1 часть
15.04.2013, 03:35

ИГРЫ РИВОВ

Автор: Смолка.

Бета: ReNne.

Рейтинг: NC-17.

Примечание: одна из веток сюжета, которая едва ль войдет в «Награду победителю».

Предупреждение: фактически чистое ПВП, где помахивает куцым хвостиком мораль с аллюзиями.)))

****

На мозаичном полу сплелись в объятиях два нерея. Старший, с серебристым венком в волосах, положил младшему – верткому, игривому, в кисейной повязке на бедрах – руку на правую ягодицу, и в этом месте лазурь приобрела более глубокий тон, ибо художник выделил главное. Духи вод могли веселиться, ведь не на них с жадностью глазели четверо голых юнцов.

– Ну, Дайен, не тяни! – волосатый Гай Каллист нетерпеливо подпрыгивал на нагретой скамье, норовя столкнуть ковш с кипятком.

– Так ты дал ему?.. Все позволил? Или опять только ласкались? – Картид, кажется, пришел сюда жаловаться приятелям на равнодушие наследника, а теперь позабыл о своих горестях.

– Говорят, у него член, как тар-таран… я слышал, как им-имп-ператор подшучивал над ним: мол, как твоя жена выносит? А благородная Це-цец-цилия покраснела. Ну, то есть не я слышал, а мой бр-брат, который в претории… боб-бо-льно было? – Луций-Заика от любопытства запинался еще заметнее.

– Дайен, нам неинтересно это слушать! Правда же, неинтересно? – Авл Орс скорбно поджал пухлые губы и прикрылся полотном. Животик он бы тоже хотел поджать, но эдакие телеса не спрячешь.

Сейчас он им все расскажет! Предвкушал целых два дня и несся в термы, обгоняя даже всадников на резвых гестийцах. Отец столько времени жадничал купить ему гестийца, а теперь Антоний подарит, он ему все купит, надо лишь быть хитрым. У приятелей-неудачников от зависти лопнут глаза и кожа пупырышками покроется! Беда только в том, что Дайен очень боялся себя выдать. Тщательно придуманная версия первой ночи могла рухнуть в один миг – стоит этим болванам приглядеться к синякам на его бедрах. Ладно, Авл – еще девственник, не поймет; но прочие жеребцы к своим шестнадцати-семнадцати годам достаточно разбирались в плотских радостях. Откинув назад голову с влажными кудрями – в классе актера Аллоция эта поза называлась «Соблазнение» и, по уверению мима, действовала безотказно, – Дайен вздохнул с деланной скукой. У него даже язык чесался выложить все поскорее, но перед лопоухими ослами следует показывать себя равнодушным. Подумаешь, верховный стратег Риер-Де сделал его своим возлюбленным! Для Дайена Фосса в том нет ничего удивительного, просто закономерность – любой муж, узрев его, потеряет способность спать и есть. И для него Антоний Глабр – только ступенька… по правде говоря, Дайен не знал, куда забираться дальше. Принцепса Каста он едва ль соблазнит, благородный Вителлий недвусмысленно отзывался о юношах… довольно глупо отзывался! С императорским обрядом Дайен разминулся на каких-то пару месяцев, но теперь перестал жалеть об этом. В ночь, когда пред всей Мерой тощего, прыщавого, наглого Виргиния Лориа-Динора уложили под Везунчика, сам Дайен уже познал мужчину. Император отбывал в Сфелу, Ка-Инсаар справляли в спешке, жрецы, видно, ослепли… Все вокруг уверяли, будто Виргиний хорош собой, как Сияющий в рассвете юной прелести. Как они могли не заметить прыщика на виске? К тому же, императорский обрядовый любовник не умел держать себя: торчал столбом, его приходилось подталкивать, а когда Везунчик взял дурня за руку, тот чуть не разревелся от страха. И чего Виргиний дергался? Император красивый и сильный мужчина! Это при прошлом правлении, как болтали при дворе, юнцы падали в обморок, едва завидев Кладия Мартиаса, ну, если только умные наставники не принимали мер. Впрочем, потерять девственность с Юнием Домецианом мальчишки тоже боялись, один Ристан не вызывал ужаса. В ту ночь Дайен рыдал до самой зари, его попросту колотило от злости и унижения, да так, что пятеро рабов не могли успокоить. Как посмели эти незрячие твари, все эти сенаторы и стратеги, пялиться на Виргиния, воздавать ему почести!.. Как посмел прыщавый урод сидеть рядом с императором и Ристаном!.. Его, Дайена Фосса – и только его! – должна была прославлять столица в утро Ка-Инсаар! После того, как он разодрал на себе одежду и вырвал клок волос, ну, еще и расколотил вазу из дорогого стекла об стену, комнатный раб Пест нашел нужные доводы. Конечно, жрецы предпочли Виргиния, императорский обряд – всегда политика, нужно было заманить Лориа-Диноров в столицу; а семейство Фосса, хоть и принадлежит к Двадцатке, предано Корину – для чего их умасливать? Дайену хотелось броситься в спальню отца, поднять пьяницу с постели и наорать. По милости не умеющего интриговать ленивца они не получат ни денег, ни привилегий! Надо было бежать к Аврелию Мартиасу, тогда б сейчас Корин их переманивал. Папаша – тугодум и простофиля!

Вот с Ристаном Дайен бы… нет, не лег в постель, всем ясно, что рыжему не нужны мальчики… он бы учился! Сидел, открыв рот, даже и записывал, когда никто не приметит. Ристан великолепно вел себя на том обряде, а ведь были и следующие, когда Везунчик вернулся. Отточенное изощренным разумом умение подать себя – вот чем Данет держал возле себя двух императоров, не считая прочих сластолюбцев, что до сих пор кидаются куда угодно по одному лишь знаку отпущенника, хотя тому уже за тридцать. На Ристане была «абильская вязь», золотая и легкая, точно вечерний туман над рекой. Волосы немного собраны на затылке, отчего прическа выглядит изящней… а еще Дайен запомнил узкую ступню в открытом сандалии с тонкими ремешками. Доставляло истинное наслаждение копить в памяти наряды, жесты и выражения остера, будто читаешь тайные письмена, доступные посвященным. Везунчик и не подумал возиться с юным любовником, когда обряд завершился. Кажется, император жалел, что нельзя справить Ка-Инсаар с остером – во всяком случае, на пиру он говорил только с рыжим, оборачивался к нему, брал за локоть, смотрел эдак… ну да, император желал загладить вину! Тогда Дайену не хватало опыта, а сегодня такое выражение на лицах мужчин уже знакомо. Два дня назад Глабр тоже заискивал. А Дайен успешно подражал кумиру, ибо сидел с каменным лицом, звука лишнего не проронил! Антоний и растаял, хотя неподвижность далась Дайену нелегко – задницу ощутимо саднило. Хотелось, чтоб Глабр обнял его и пообещал… о, в этом и крылась самая стыдная тайна! Мим Аллоций, обучавший юношей искусству любви, не уставал твердить: «Блюдите свое достоинство, ибо муж, взявший вас силой, не должен считать, будто отныне ему все позволено. Добейтесь раскаянья и клятвы уважать вас впредь – иначе вы, благородные потомки знатнейших родов, ничем не лучше процедов». Аллоций не сомневался, что, хотя б однажды, каждый из его учеников испытает на себе пыл необузданного насильника, и учил сохранять хладнокровие везде и всюду, даже под распаленным жеребцом, когда зад трещит, будто тыква осенью. Но Дайену – сущий позор! – хотелось, чтоб Глабр поклялся совсем в другом. Никто и никогда не был с ним так тверд и напорист, ухаживающие за ним старшие подчинялись уловкам, и он тут же начинал презирать их за слабость. Антоний не принуждал его к соитию, это совсем другое! Хотя, пожалуй, пристрастный или подкупленный суд мог признать случившееся изнасилованием. Низ живота тяжелел даже от воспоминаний о сем преступлении, а мим Аллоций пусть отправляется натаскивать недотрог вроде Авла Орса! Авла уж никто не станет насиловать, ибо пухляк – тот самый персонаж «Любовников» Великого Квинта… кажется, недотепу звали Венис, да, точно, Венис, и с ним встречался Марциал, когда бродяга продал своего мальчика в веселый дом. Венис лишился девственности в полной темноте, да и то, потому что стражник пожалел уродца, до шестнадцати лет не познавшего мужчины! Зато на задницу Марциала тут же нашлась декада охотников, и стражник утешил юношу поговоркой… Квинт чудесно обыграл присловье простонародья, жаль, точно не вспомнить… «задница привлекательного юнца всегда болит и всегда хочет еще», вроде б так?.. или нет? Плевать, в сей поговорке – истинная правда, но до сумасшедшего вечера сын сенатора Фосса еще сомневался. Сущее неприличие!

– Он заснул, точно! – Гай Каллист напоказ чесал свои волосатые ляжки. – А я уж приготовился спустить под твои россказни, Дайен… помнится, когда за тобой бегал сенатор Кальв, мы тут славно развлекались.

– Ан-ан-тоний ему з-зад порвал, вот и не хочет говорить! – Заика развалился на лежанке, прижал ладонью пах. Еще один несчастный, пробавляющийся чужими наслаждениями.

– Дайен, послушай меня, а? – Авл теперь зачем-то мял ладошками свои пухлые коленки. – То, что творят любящие на ложе, принадлежит им двоим, нельзя пачкать таинство бахвальством…

– А ты не вякай! – рослый, плечистый Картид небрежно пихнул сынка сенатора Орса. – Мы провели тебя сюда за мзду смотрителю купален; узнают, что ты не проходил Ка-Инсаар, а рядом толпа нагих мужчин… заткнись, у нас беседа не для сопляков! Я тут подумал, благородные мужи, может, мне Флавия повалить просто?.. Вдруг ему сверху надоело, а я не понял?

Ну вот, сейчас Картид заведет песню о несчастной любви к наследнику, и дураки отвлекутся! Только от того, что они учились в одном гимнасии и Флавий Корин несколько раз отодрал Картида в общей спальне, тот возомнил сущий бред. Дайену наследник никогда не нравился… Если признаться честно, перестал нравиться после того, как заявил громко, будто подобные ломаки, по мнению его божественного родителя, позорят аристократию Риер-Де. Ну и пусть Флавий терпит домогательства развязного Картида!      

– Молчите, я расскажу, – Дайен провел рукой по волосам – он знал этих парней, как собственную пятерню, но старался выглядеть привлекательно даже в приватной купальне, наедине с олухами-приятелями. Наверное, в будущем месяце следует еще более осветлить кудри, хотя, что если черты лица станут менее четкими? Завиваться он прекратит с этого дня, ибо Глабр сказал ему, будто кудряшки превращают его в ребенка… и правда, ведь Ристан ничего не делает со своими волосами, а как волшебно выглядит! – Антоний пригласил меня на прогулку, потом мы ужинали в его дворце, и весь вечер стратег рассыпался в похвалах… говорил, как прекрасны мои глаза, словно драгоценные камни, что собирают в Бринии. С войны он привез таких десяток и обещал подарить пару. Камни – синие и прозрачные, подобно морю… смотрел на меня, как на статую Любви в миг молитвы… заявил, что мой голос подобен лютне… да он взгляда от меня не отводил и ловил каждое слово!

Дурни уже разинули рты. Антоний, подсаживая его в седло, буркнул: «Тело у тебя ладное, да слабое, Дай. Чем ты вообще занимаешься, когда не вертишься перед зеркалом? Надо тебя погонять, иначе стыд и позор, отец твой был отменным воином». На перекрестке Санцийской дороги, где их могли видеть разве что вороны и запоздавшие с полей пахари, Антоний остановил коня, нагнулся в седле и поцеловал спутника в губы. Грубо, дерзко, нажимая на десны и вталкивая язык. Стратег мял ему тунику, портил прическу, и вообще  так целуются только плебеи!..  Но сердце подпрыгнуло, зачастило и жар прилил к лицу, к терзаемым губам. Кажется, он застонал Антонию в рот, а тот засмеялся.

– О, верховный стратег пляшет под мою дудку, можете не сомневаться! Я не давался ему два месяца или больше – ну, с тех пор, как император послал его в столицу. Не позволял даже обнимать себя слишком настойчиво. Антоний ошалел от желания, он сделает все, что я скажу!

Картид верит, аж зенки светятся, наверное, прикидывает, как добиться такого вожделения от наследника. Волосатику Гаю чхать на все, кроме собственного члена, и он ждет, когда рассказчик дойдет до постели. Заика ржет, точно пьяный сотник, а Авл набычился и рассматривает нереев на полу. Как бы они удивились, поведай Дайен истину! Авл прав… кое-что должно остаться между… любящими? Но свою долю восхищения он не упустит. Дайен и впрямь ломал голову над завоеванием Антония Глабра больше, чем все имперские стратеги над покорением Сфелы. У приближенного и друга императора молодая, на диво бойкая жена, и в красоте Цецилии не откажешь, а в столице найдется сколько угодно юных прелестников, готовых услужить, лишь пальцем помани. Дайен Фосс должен заменить Антонию их всех, вонзиться в душу кинжалом, разжечь в чреслах неугасимый огонь. Никогда он еще так не старался, и стратег клюнул – стал шутить при встречах, одним точным словом разбивая все тонко задуманные уловки. Трепал по волосам, касался плеч, выдавая интерес, и, когда Антоний позволил себе первую откровенную ласку, в галерее Львиного дворца дотронувшись до так кстати заалевшей скулы, Дайен принялся выказывать равнодушие. И приглашение прогуляться принял с напускной неохотой, ломался даже в конюшне… а стратег спешил выбраться за город, видно, устал на скучных советах, и Дайену казалось, что Антоний попросту не слышит его издевок. После жаркого поцелуя Глабр стащил юношу с коня, толкнул к дереву, склонился низко. Он походил на божественного Льва, что явился к императору Лукрецию требовать оплатить долг крови монетой плоти, – резкие движения, низкий рык и пугающе открытая страсть. Карие глаза видели тело Дайена под тонкой тканью, видели насквозь, до самой сути желания. Антоний обхватил ладонями его ягодицы, тут же поджавшиеся от такого натиска, огладил, размял и вновь прильнул к губам. А оторвавшись, вымолвил все с тем же властным смешком: «Довольно капризов, мальчик! До сих пор мне было некогда, сам видишь, чего тут делается… того гляди придется поднимать войска. А теперь я тебя разглядел, мне по нутру твой гонор. И ум у тебя имеется, просто ты им не пользуешься. Так что решай, Дайен, решай сейчас». Горячие ладони тискали его задницу, лезли под одежду, и сын сенатора Фосса испугался так, как никогда  за все свои семнадцать лет. «Решай. Если ты ступишь ногой в мою спальню, то уже не выйдешь оттуда без моих отметин. Я возьму тебя и буду в тебе столько, сколько пожелаю, а ты, верно, до сих пор делил ложе лишь со столичными задохликами и не представляешь, каково тебе придется. Ну, а если не хочешь, пошли меня к злым духам и отправляйся к папеньке».

Требуй с него квадригу, – Гай хохотнул и перевернулся на спину, – по скакуну за каждый раз…

– Вил-виллу! – Заика был весь красный от предвкушения рассказа. – Виллу возле Сан-нции, с садом, рабами и тремя бассейнами.

– Ничего вы не понимаете, – Картид изображал искушенного царедворца, – квадрига, вилла, рабы, что за ерунда? После смерти отца Дайен и так все это получит, а вот расположение императора не купишь. Добейся приглашения на частные приемы… пусть Глабр берет тебя к Касту, Ристану, ну и похвалит пред носящим венец.

Картид в своей глупости подобен трезену – волосатому вонючему варвару, не видевшему ничего, кроме родных лесов! Комнатный раб Дайена как-то поведал, будто его приятель из прислуги дворца Львов подслушал сетования императора на сына. Дескать, наследник чурается забав благородных юношей и не сможет в будущем ублажить жену, когда ее, наконец, подыщут. Умный любовник, сумевший приручить Флавия, уж наверняка оказал бы доминатору услугу, да только Картид не справится. Замучил жалобами, и наследник его всегда презирал. Прокляни Мать-Натура самого Дайена вожделением к Корину-младшему, он бы знал, как поступать. Лесть, нытье и немое обожание здесь не подойдут – Флавий не увидит ничего нового. А вот завлечь, оттолкнуть и веселиться в компании обожателей на глазах взбешенного равнодушием ревнивца!.. Не побежит же Флавий плакаться к родителю? Наследник всегда был упрям, точно упряжка мулов, если его как следует задеть, потом не отделаешься. Подобная тактика находила успех со всеми – со всеми, кроме Антония Глабра.

– Дайен, ну рассказывай же даааа-льше! – Каллисту так не терпелось трогать себя, что он начал заикаться, подобно Луцию. – А ты, Авл, перестань хлюпать носом, всех нереев распугаешь.

Толстячок и впрямь сопел от обиды. Он давно б сбежал от распущенных товарищей, недотрога несчастный, если б не пришлось проходить через пяток залов, полных раззадоренных мытьем мужиков. Дайен окунул ладонь в чащу с лепестками душистых трав и с мстительным удовольствием продолжил:

– За частными приемами в обществе императора дело не станет. Антоний клялся, будто не может провести без меня и дня. С прогулки мы вернулись в его дворец, рабы уже накрыли к ужину… отсохни мои чресла, если вру! Стратег на коленях умолял меня о любви, обещал любые блага.

Глабр привел его в роскошно убранную опочивальню, где не пахло женскими притираниями, а подле Инсаар-калье притулилась склянка зеленого стекла. Ну ясно, стратег водит сюда мужчин, раз держит масло возле ложа – ты здесь не первый, далеко не первый! Нелепо, но внезапная злость подтолкнула к сопротивлению. Разнежился, размяк, Антоний поимеет чрезмерно доверчивого юнца, как привык это делать – и что за выгода от сего приключения? Глабр едва позволил ему глотнуть вина и повалил на постель. Дайен запомнил собственный унизительный писк, попытки вырваться и безжалостную хватку на запястьях. Антоний перехватил его руки: «Ты ж выбрал, Дай, пришел в мою спальню. Не отпущу, даже не пытайся». Очень скоро у гостя пекло зацелованные губы и жарко пощипывало торчащие вперед соски, кои хозяин теребил мозолистыми пальцами. Антоний без устали ласкал его плоть, а Дайен вскидывал бедра, изворачивался и, как только ему освобождали рот, поносил насильника отборной бранью. Потом его перевернули на живот, подтянув к краю ложа. Цепляясь за покрывало в тщетной попытке избежать расплаты за слишком быстрое согласие, Дайен чувствовал, как сжимается анус и тяжелеет мошонка. Он стоял перед Антонием на коленях, сознавая, что задница сейчас – будто раскрытые перед врагом врата, но не мог остановить непроизвольные сокращения. Глядя на его дырку, Глабр хмыкнул, нагнулся вдруг и втолкнул язык туда, где возбуждение, смешанное со страхом и злостью, рождало почти болезненные спазмы. Края отверстия разошлись, впустили наглого захватчика, и резко, тягуче свело промежность. Смочив задницу, Антоний растер влагу, надавливая совсем не ласково, и выдохнул с хрипом: «Ууу, тугой какой. Мне нравится». Толчком заставил шире раздвинуть колени, отстранился и звонко, с оттяжкой хлопнул по правой ягодице: «Это тебе за болтовню и ужимки!»  Следующий шлепок ожег левую сторону, отдавшись звоном в ушах. «А это впрок, чтоб не выставлялся слишком… перед другими – сколько угодно, а со мной будешь шелковым». Когда Антоний втолкнул в него пальцы, согнул их, разводя сжимающуюся плоть, Дайен замолотил кулаками по покрывалу и заорал. Его член словно б привязали ремнем к животу, в голове наставления мима путались с самыми похабными стихами, но сумятица не мешала понять – просрал такую возможность! Не будет верховный стратег Риер-Де смотреть на него так, как император пялится на Ристана. Сын сенатора Фосса через миг превратится в подстилку, коих на улице сотни… Глабр будто процеда сюда привел, но, видно, ни один процед не желал соития так бесстыдно и сильно. Антоний дотянулся до зеленой склянки, зачерпнул порядком, и Дайен вновь представил, как выглядит его выпяченный зад – теперь еще и блестящий, готовый к вторжению. Смазанная ладонь скользила по его промежности, жестко обхватывала член, сжимала и выпускала медленно, оставляя нетерпеливо подрагивать. Отверстие сокращалось, и ему тоже досталось масла – глубокими тычками пальцев туда, где ныла сокровенная мужская суть. Растянув ягодицы в стороны, Антоний с низким выдохом стиснул их ладонями. И вдруг буркнул нежданно яростно: «Слышишь, Дай… засранец ты эдакий! Не нужно тебе меня, только скажи… и убирайся». Дайен замер, уткнувшись лбом в покрывала, слизывая слезы. Жадные руки теперь просто гладили его сзади, а ему требовалось иное – та буря, что лишь задела слегка, но вызвала в нем ответную. Решившись, он закусил саднящую соленую губу и качнулся на локтях, вжимаясь в горячий пах, в крепкую, колом стоящую плоть. Он не мог встать и уйти, и в то мгновение даже не пытался объяснить себе почему. Ждать не пришлось, и, когда Антоний ввел в него головку, долгая дрожь прошла по спине, растаяла где-то в глотке, вызвав громкий, отчаянный стон, и покатилась обратно.

– Стратег добивался меня до второй стражи, ну и я, наконец, позволил, – говорить стало трудно, все проклятущая память! Даже сидеть неудобно, будто бы Антоний все еще берет его, плоть безжалостно тычется между ног, входит тесно, больно… хорошо! Не успев спохватиться, Дайен свел ягодицы, заново ощутив соитие, и продолжил, торопясь: – Клянусь вам, даже зеленоглазого нерея, знаменитого любовника императора Лорки, не ублажали старательней! Глабр зацеловал меня с головы до пят, уложил на спину и вошел со всей возможной почтительностью. Ни боли, ни неудобства – я чувствовал себя принцепсом. Он сделал все, чтобы я кончил, а потом сказал, как любит… и что будет обожать меня до смерти. Прочел мне стихи Квинта Легия…

– И не спустил сам? – вот скотина этот Гай Каллист! Слушал так, что и про свой отросток позабыл, а теперь сомневается. – Ты, Дай, и воистину дух похоти… любого с ума сведешь.

– Глабр признался тебе в любви? – Картид завистливо причмокивал. – Ну как ты добиваешься такого, а? Научи!

– Пр-просто Дай приметней всех юношей в столице, – Заика утер пот на лбу, – даже ве-верховному страт-тегу льстит такой любовник, как наш Фосс.

– Конечно, – Дайен победно щелкнул языком, – Антоний обещал, что отправит жену в провинцию, и просил меня переехать в его особняк…

Гай восторженно присвистнул, Заика ахнул, Картид скривился, и тут Авл Орс плеснул уксуса в нектар победы: 

– Ты брехливый болван, Дайен Фосс, – щенок неуклюже встал, попытавшись укутаться в слишком маленькое полотно, – мечтаешь походить на Ристана, забраться так же высоко. А думаешь, если б отпущенник трепал дурацкие байки на всех углах, получил бы свою власть?

Неймется недотроге! Прочие завидуют открыто, а увалень прячет досаду под праведностью. Авла Орса никто не пожелает, ему никогда не испытать любви, вот и пыжится. Не снизойдя до ответа, Дайен смерил взглядом пышную попу мальчишки, немного выступающий животик и полные ляжки. А потом покосился на свои длинные стройные ноги, огладил бедро ладонью. У Авла красивые глаза – темные, горячие – сразу видно, парню давно пора на Ка-Инсаар, а все сопротивляется. Родня устала уговаривать и искать пару, видишь ли, молодому Орсу надо, чтоб его домогались! Купленный процед не устраивает, подавай страсть. Ну, мордашка тоже ничего, положим, все же чувствуется порода ривов; да только в столице предпочитают изящных и легких, с толстячком даже последний нищий не станет позориться на людях.

            – Антоний бережно ласкал меня, целовал пальцы, благодарил. Собственными руками поднес кубок с вином… о, гестийское семи лет выдержки, теперь я буду пить его вдоволь.

Они опять на него уставились, а Авл топнул пяткой в грудь мозаичного нерея, расплескав голубую лужицу. Клепсидра отсчитала много времени, а Дайен все лежал, уткнувшись носом стратегу в грудь. Силился зацепиться взглядом за крупный сосок, шрам под ним, щетину на твердом подбородке – хоть за что-нибудь, лишь бы остановить безумную качку на неведомых волнах. Поясницу ломило, бедра все еще дрожали от медленно уходящего напряжения, и он не шевельнулся б за миллион риров золотом. Последний раз Дайен делил ложе с сенатором Кальвом, тот бегал за ним месяца три, чуть не разорился, бедняга, на подарки. Пара часов удовольствия были подарены сенатору из брезгливого сострадания, и Дайен почти ничего не чувствовал, пока Кальв дергался на нем. И забыл о нелепых ласках, едва незадачливый муж проводил его до порога. Но то, что случилось сегодня, сейчас… Инсаар Быстроразящие, даже если разум остынет, каждая частичка тела запомнит навсегда! Размашистые движения внутри него – вначале тягучие и неспешные, а после бешеный галоп – железную хватку на широко разведенных полушариях. Пряную боль вторжения, радость ощущать себя покоренным и покоряющим, сжимая толстый, длинный ствол, будто в кулаке. Собственные захлебывающиеся стоны, тугие сильные сокращения в промежности, семя, на самом глубоком толчке плеснувшее на покрывало, вымазавшее живот. Глухой возглас за спиной, последние рывки бедер и заполнившую его теплую влагу. Антоний отодрал его, как, верно, привык поступать с бринийскими дикарями, если удастся поймать в лесу хорошенькую попку! Дайен собрал остатки воли, отлепился от стратега и сел на ложе. Яростно потер слезящиеся глаза. Покрывало под ним тут же намокло, меж ягодиц немилосердно жгло, а голос он, похоже, сорвал. Его хватило на один удар – прямо в загорелую крепкую шею, жаль, не дотянулся до хитрой рожи. Антоний удержал его руку, разглядывал с сонным удивлением, а потом жесткий рот дрогнул. Глабр уселся, обнял со спины, коротко ткнувшись губами в затылок, погладил закаменевшие от обиды лопатки. «Дай, ты мог уйти, помнишь? Ну да ладно, к духам зла все тонкости… ты уже взрослый, а держишь себя, как ребенок. Мне было хорошо, Инсаар свидетели… и тебе тоже, мой капризный, своевольный мальчик. Иди сюда». Антоний уложил его на себя сверху, накрыл ладонями ноющий зад, размял с ленцой. И губами снял с ресниц непрошенные капли. «Хочешь быть со мной, Дайен?» Он глупо всхлипнул, и… заготовленные упреки и требования съежились до игольного ушка.  Взглянул стратегу в лицо, не увидев там ничего, кроме ласковой насмешки, и ответил: «Хочу». Пришлось пожалеть тут же, ибо Глабр заявил, что избалованный юнец ему без надобности, но страсть пощады не знает, и потому… «Сдается, ты не пробовал отцовского кнута, раз творишь непотребства. Слыхал о твоих попойках и ухажерах. Взбрыкнешь – выпорю. Я не шучу, Дайен. Станешь крутить интриги, путаться с другими мужиками или гулять по Виере – знаю, как у вас, сенаторских сынков, водится! – разложу мордашкой вниз и всыплю. Теперь проси… чего тебе не хватает? Квадригу? Договорились! Нет, к императору я тебя не возьму, пока не поумнеешь, к Ристану – тем паче. А вот, пожалуй… я еду смотреть лагеря под столицей, хочешь со мной?» – речь сопровождалась поцелуями и поглаживаниями, и Дайен смирился до поры. Антоний, судя по всему, не забыл, как был мальчишкой, и не заставлял себе врать. Они поели с одного блюда, и, отдохнув, Дайен сам поторопил продолжение. Еще дважды соединялись их тела под сигналы ночной стражи, и после утреннего омовения, с трудом добравшись домой, сын сенатора Фосса проспал сутки.  

«Не упусти его, Дай! С нами потом поделишься удачей!» – «Может, Глабр знает, чего наследнику неймется, шепнешь словечко…» – «Пусть Ин-инсаар дадут нам толику твоего счас-стья!» – приятели горланили хором, и он вновь чувствовал себя, будто с венцом на голове, и упивался вниманием. Авл плюнул на пол, рявкнул что-то непристойное и кинулся к низкой резной двери. Клубы пара окутали купальню, размывая контуры резвящихся нереев. Гай Каллист только и успел помянуть тупую корову, что произвела на свет Авла Орса, как по мозаике быстро-быстро зашлепали босые ноги. Толстяк влетел обратно, а за ним грузно топал голый волосатый мужик в кожаном шлеме на мокрой башке. Туман сгустился еще, ибо вломившийся невежа дышал многодневной попойкой. Сладко, верно, пришлось недотроге, когда вояка впился в его рот, заламывая руки. Авл взвизгнул совсем жалобно, когда крепкие пальцы мужика щипнули его за задницу и принялись исследовать. Ну, мужлану надолго хватит! Авл отбивался, орал, Гай с Картидом переглядывались, а Заика шлепал губами, точно рыба на песке.

– Ууу, люблю таких! – вояка опрокинул сопляка животом на низкий стол, на коем рабы разминали мышцы купальщикам. – И прятался, надо же! Моя добыча, ого-го!

Добыча, видно, совсем ошалел и только елозил по столу, силясь закрыться от грубых ласк, а мужик уже пристроился сзади. Ну, Авла нелюди не покарают, если насильно, а выпивоха заслужил. Нечего врываться к тем, кто выше по рождению! Дайену давно хотелось взглянуть, как Инсаар наказывают тех, кто отнял у них первую жертву.

– Я девственник, скотина! – сын сенатора Орса наконец обрел дар речи, но вышло невнятно, и вояка не расслышал. И, верно, не познавшие мужчину по купальням не шастают, откуда хаму знать?.. Обладатель кожаного шлема оглянулся через голое плечо, пренебрежительно цыкнул зубом:

– Ты тут краше всех, парень! Тот, у кого в жилах кровь, а не моча, на тощих селедок не позарится… ууу, да за такую попу провинцию не жаль отдать! 

            Ах ты ж!.. Дайен вскочил, отбросив покрывало, едва не растянувшись на мокром полу. Селедка?.. Провинцию?.. Никто не смеет нести подобную чушь в его присутствии! Мужик дергался, пытаясь вставить, и окрик, как Дайен надеялся, навсегда лишил пьяницу плотских желаний.

– Отпусти, олух! Сдохнешь на месте! – как посмел этот гад с красной мордой оценить его ниже пухляка? Вот ему подарят провинцию, а Авл и мертвой мухи не дождется! – Наш друг не еще не праздновал Ка-Инсаар, отпусти!

Вояка осовело глядел на него, но распаренные ладони, словно помимо воли, продолжали ощупывать выставленный зад. Ничего, с выпивохами Дайен разговаривать привык, папаша-то хлестал вино годами. Надо громко и твердо, а Авл в такой позе и правда… Антоний на эдакое не кинется, стратег заберет его из отцовского дома, все удавятся от зависти, и Авл – первым!

ОКОНЧАНИЕ

Категория: Тексты | Добавил: k-smolka
Просмотров: 1261 | Загрузок: 0 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Сайт Смолки © 2024 ||